«Не сомневаюсь. Ничуть. Просто ни единому слову не верю».
Рейхсфюрер внимательно наблюдал за лицом испытуемого, но там читалось только высокомерное превосходство живого над мертвым. Пока еще живого… Штольца бесполезно пугать кровопролитием. Нет, нужно придумать что-то еще, чтобы проверить, чужой боли недостаточно, а своей собственной он пока не заслужил.
– А вы готовы страдать за свои идеи, Георгий Иванович?
– А вы?
– Я, в отличие от вас, эти идеи создаю. И скорее заставлю страдать других, которые со мной не согласятся. Идеологическая составляющая очень важна для нас. Без нее общество мертво духовно.
– Любая попытка победить определенную идею силой оружия обречена на провал, если только борьба против враждебной идеи сама не примет форму борьбы за новое миросозерцание. И лишь когда против одного миросозерцания в идеологическом противостоянии и всеоружии выступает другое миросозерцание, тогда и насилие сыграет свою решающую роль и принесет пользу той стороне, которая сумеет его применить с максимальной беспощадностью, не считаясь с тем, что война не станет быстрой, – Штольц отчеканил увековеченную в книге мысль Великого фюрера, хоть и на свой риск переиначил некоторые слова, и взглянул на оппонента, постаравшись убрать подальше мысли собственные. Рейхсфюрер одобрительно кивнул.
– Хорошо. Тогда не будем откладывать практику. Особенно практику беспощадности.
И повел испытуемого дальше вдоль ряда камер и клеток. Развитая, отлаженная машина подчинения чужой воле здесь работала без сбоев и на полную мощность. Иначе не было смысла столько места отводить под тюрьму для узников. Рейхсфюрер остановился возле одной из клеток и указал рукой внутрь, приглашая тоже полюбоваться содержимым. Потом достал из кармана пистолет.
– Приступайте к делу. Посмотрим, не ограничились ли вы одним лишь знанием теории… Всегда старался быть осторожнее с людьми, которые лишь рассуждают, но не делают. Гитлер также никогда не доверял им.
Мужчина за решеткой вжался в противоположную стену, Штольц смотрел прямо в его темные испуганные глаза, в которых обреченность смешалась со смертельным ужасом. «Трудно ненавидеть по чужой указке, но можно преследовать собственные цели. Жить. Убить одного? Конечно, убить, чтобы спасти сотни. Может быть, тысячи». Эти мысли не заняли и доли секунды, палец надавил на спуск. Но выстрела не последовало. Раздражение даже изображать не пришлось, Штольц попробовал еще раз, но пистолет просто не зарядили. Приговоренный продолжал сжиматься в комок за решеткой и только удивленно чуть приоткрыл один глаз после второго щелчка.