— Конечно. После смерти Ребекки…
— Ребекка? — Матильда нахмурилась, словно не понимала, о ком я говорю. — Ах да, разумеется. Да, это всё, конечно, очень печально, но ведь каждый день кто-нибудь да умирает, и ничего такого. Нет, жизнь в Баттерфилд-парке стала невыносимой после того, что случилось на балу в честь моего дня рождения, и мы обе знаем, кто во всём виноват, верно, Покет?
— Не стоит так уж сильно винить себя, дорогая, — сказала я.
— Себя?! — Матильда возмущённо топнула ножкой, и все профессора неодобрительно посмотрели на неё. — Это ты во всём виновата, Покет! Шею бы тебе свернуть! Какой же дурой надо быть, чтобы свалиться с люстры прямо в мой деньрожденный торт! Теперь всё графство хихикает у меня за спиной!
— Признаю, я привнесла некоторую долю сумятицы в твой праздник, но зато он получился неповторимым. Благодаря мне бал в честь твоего дня рождения прославился, а славу, даже дурную, не купишь за деньги.
Матильда прищурилась:
— Объясни.
— На самом деле всё очень просто. О твоём дне рождения люди будут вспоминать годами, десятилетиями. Я практически уверена, что будут и другие праздники, на которых девочки станут прыгать с люстры в торт, но твой навсегда останется первым и потому совершенно особенным.
В глазах Матильды появилось мечтательное выражение:
— Я замечала, как все шушукаются у меня за спиной, когда выбиралась в деревню. Да, они таращатся на меня и сплетничают обо мне, потому что мой праздник был самым удивительным событием, какое им довелось увидеть за всю их жалкую жизнь!
Я покачала головой:
— Думаю, они таращатся и шушукаются, потому что ты на редкость неприятная особа. Но твой день рождения они и правда запомнят на всю жизнь, а только это и имеет значение, верно?
Профессора истории уже в открытую показывали на нас и перешёптывались. Разговоры в читальном зале не поощрялись. Библиотека была моим единственным местом отдохновения от похорон и смертных одров, и мне не хотелось её терять. Поэтому я схватила Матильду за руку и поспешно потащила её к выходу.
Каменные стены библиотеки и мостовая перед ней блестели в лучах яркого солнца. Пока мы спускались по парадной лестнице, Матильда пробубнила, что мама ждёт её в отеле поблизости, где они будут обедать.
— А леди Элизабет приехала с вами? — спросила я.
Матильда остановилась у подножия лестницы:
— Бабушка говорит, что слишком плохо себя чувствует, чтобы путешествовать, но я ей не верю.
Я немедленно воспользовалась возможностью задать вопрос, который не давал мне покоя:
— Как она?
— Сломлена, — тихо отвечала Матильда. Потом в голосе её вновь зазвенели злые нотки: — В Баттерфилд-парке больше не принимают гостей, только доктор иногда навещает бабушку. Мама говорит, бабушка горюет, но лично я считаю, что нельзя думать только о себе. Ребекка умерла, её не вернуть — так что теперь, нам всем до конца жизни ходить в трауре?