Внутренний свет привидения разгорелся ярче, озаряя комнату.
— Только ничего не говори обо мне, когда придешь к Виктору, чтобы договориться о гробе по заранее снятой мерке, — предупредила герцогиня. — Если он узнает, что это была моя идея, то может воспротивиться.
— Ладно-ладно, он ничего не заподозрит, — нетерпеливо перебила я. — А теперь расскажите мне о Ребекке. Что вам удалось узнать? Вы её видели? Где её держат в плену?
— Дворец Проспы, — прозвучало в ответ. — Она во Дворце Проспы.
Ну наконец-то! Лёд тронулся!
— Как туда попасть?
Герцогиня долго молчала, паря передо мной с задумчивыми видом. Возможно, она пыталась принять какое-то решение.
Потом проронила:
— Тебе нечего там делать, дитя.
— Ребекка моя подруга. Для меня нет дела важнее, чем спасти её. — Мой взгляд сделался холодным и жёстким. — Как мне попасть к ней?
— Ты знаешь как, — промурлыкала герцогиня.
Да, я знала. Но я не могла ничего предпринять, пока не выберусь из дома.
Слабая улыбка тронула бледные губы герцогини. Не говоря ни слова, она стала съёживаться, сворачиваться в клубок, пока не превратилась в крохотный шарик света, над которым курился дымок словно от тлеющего полена. Шарик пересёк комнату и завис перед замочной скважиной. Из шарика высунулся пухлый палец герцогини и стал менять форму, пока не превратился в ключ. Ключ воткнулся в замок, повернулся. Раздался скрежет, что-то щёлкнуло.
Герцогиня исчезла.
Уже у самой двери меня догнало призрачное эхо:
— Тебе нечего там делать, дитя…
Я повернула дверную ручку и тихо вышла в коридор.
Полночь давно миновала, и улицы Лондона в эти ночные часы были болезненно тихими. Лишь редкие экипажи нарушали гробовую тишину да порой где-то лаяла собака. Небо казалось беспросветно чёрным. Ни звёздочки. Газовые фонари, как могли, старались разогнать тьму, бросая лужицы света на мостовые.
В моём животе ворочался ледяной комок. В голове вихрем неслись мысли. Я думала, что самое сложное — выбраться из дома, а уж приподнять завесу и попасть в Проспу будет пара пустяков. Но я заблуждалась. Несколько раз я останавливалась на улице и пыталась применить метод Амброуза Крэбтри. Первый раз я выбрала для концентрации фонарь — и чуть не ослепла. В другой раз — обломки кареты в конце улицы, но и с ними ничего не вышло.
Полностью погрузившись в мысли о Ребекке и о том, как её спасти, я сама не заметила, как оказалась далеко от дома. Одинаковые аккуратные домики остались позади. Вместо них вокруг меня высились мрачные здания тёмно-красного кирпича с заколоченными и забранными решётками окнами. Я не замедляла шага. Я не знала, куда держу путь, но шла и шла, не в силах, а может, и не желая остановиться. Словно какой-то далёкий маяк манил меня. Я не видела его свет, но чувствовала, что приближаюсь к нему. Перед моим внутренним взором, вытеснив все прочие мысли, стояло испуганное лицо Ребекки. «Дворец Проспы, Дворец Проспы», — повторяла я про себя.