Я посыпала кашу корицей.
— Миссис Диккенс, не судите себя слишком строго, — сказала я, изящно уминая овсянку. — Вам же в обед сто лет, да и мозги у вас совсем спеклись от виски.
— Я разве что крохотный глоточек иногда себе позволяю, так, от случая к случаю, — возразила экономка, явно упав духом. — Мой ум всегда был острым, как бритва.
— А теперь вы и собственное имя-то с трудом помните. Слов нет, как прискорбно.
— Миссис Снэгсби выгонит меня, если узнает, — вздохнула миссис Диккенс, поставив кастрюлю с кашей обратно на плиту. — В жизни не видела её такой злющей. Ни разу за все годы, что работаю в этом доме.
— Ну откуда мне было знать, что в мешочке с надписью «мука» окажется порох? — сказала я с праведным негодованием. — Да, я ошиблась, но ничего страшного ведь не произошло. Подумаешь, беда какая: всего несколько ожогов, может, у кого-то причудливый шрам на лице останется — не о чем и переживать. — И тут огромная печаль захлестнула меня с головой, навалилась всей тяжестью. Я посмотрела на экономку, поймала взгляд её добрых глаз, и что-то в этом взгляде заставило меня спросить: — Миссис Диккенс, почему мамаша Снэгсби так меня ненавидит?
— Ну и вопросики у тебя! — Она села рядом со мной. — Деточка, не принимай это близко к сердцу. Конечно, миссис Снэгсби — женщина сурового нрава. Такая уж она есть. — Я заметила, как взгляд экономки скользнул по портрету Гретель на стене. — Дай ей время, и однажды её сердце оттает.
— Она, должно быть, очень скучает по дочке, — сказала я, указав на портрет.
— Ты права, — тихонько согласилась экономка. — Она словно забыла, как радоваться жизни, когда рядом нет мисс Гретель.
— Как давно она уже в Париже?
Тут миссис Диккенс вскочила и принялась деловито протирать стол:
— Ох, да чтоб я помнила… Я вообще с цифрами не ладах…
Я закончила есть и промокнула губы:
— Миссис Диккенс, вы что-то от меня скрываете?
— Чем рассиживаться и болтать попусту, — раздался ледяной голос, — лучше иди и подмети крыльцо!
Мы обернулись и увидели, как в кухню властно вошла мамаша Снэгсби.
— А потом помоги миссис Диккенс привести в порядок гостиную, — добавила она. — Туда до сих пор зайти страшно после вчерашней катастрофы.
На моем лице, вне всяких сомнений, в полной мере отразилось огорчение, которое я испытала при этих словах:
— Дорогая, я хочу, чтобы вы знали: я признаю, что отчасти виновата…
— Побереги силы, юная леди, — перебила мамаша Снэгсби. — Занимайся уборкой и помалкивай — вот и всё, что от тебя требуется.
Она царственно повернулась и вышла из кухни. От таких разговоров впору было совершенно пасть духом. Я бы и упала, но тут меня осенила блестящая идея. Я отнесла миску в раковину, а в моей голове тем временем складывался ответ на загадку Гретель Снэгсби.