Фенек вздрогнула — проснулась. Потом взяла листок бумаги — четкими линиями, будто кто-то водил ее рукой она стала рисовать. Получился круг, в котором две свернутые знаком бесконечности толстые змеи заглатывали хвосты друг друга. Выглядело это немного жутковато, но красиво…
2 июля 11:30 8 линия Васильевского острова кафе «Парковка»
Ирма слушала как-то невнимательно. Она массировала себе виски, пытаясь избавиться от головной боли.
— Слушай, девочка моя… Это же звучит бредово даже для этой истории. К тому же ты говоришь, что во сне кто-то…
— Женщина! Женщина, которая и колдовала!
Девушка сидела на подоконнике, обхватив колени и теребя бахрому прорезей на потертых джинсах.
— Прежде чем это утверждать, надо все проверить. Узнать хотя бы, что за татуировка тебе привиделась — и какое она имеет отношение к этому делу. Если имеет… И кто эта женщина.
— Надо ее искать!
— Надо. Позвонит Старцев — я ему расскажу.
— А почему вы сами…
И осеклась о насмешливый взгляд Ирмы.
— Надо все проверить. Как-то ты увлеклась этим делом… — посмотрела на Фенека ведьма. — Вот оно, обаяние розыска. Азарт, ощущение собственной значимости…
— Вы против? — зеленые глаза посмотрели на Ведьму одновременно дерзко и испуганно.
— Я? — Ирма покачала головой. — Я — нет. Сама таким переболела.
— Кроме того, надо поговорить с Викторией.
— Кто это?
— Девушка, которую, получается, похищали первой. У нее нет такой реакции на Иной мир, какой мы наблюдали у второй потерпевшей и у вас со Старцевым. Значит, в ней есть какие-то способности.
Фенек ревниво фыркнула.
— Да почему? — отозвалась на ее несогласие наставница. С ней будет интересно познакомиться. И поработать.
2 июля 12:55 Проспект Наставников. Квартира Старцева.
Они с женой опять ругались. Такое ощущение, что они ругались всегда. И не было славных многих лет, когда они заснуть не могли, чтобы вволю не наговориться друг с другом. Не было нежных легких прикосновений в лифте, готовых смениться жадными жаркими объятиями, как только закрывалась за ними дверь в ИХ квартиру. Не было огромного букета роз — Страрцев притащил их в роддом — своим девочкам. Его долго не пускали, мурыжили по жаре. И розы сникли, подвяли. И потом, глубокой ночью Катя звонила, пробравшись на пост:
— Старцев, представляешь, какое чудо — они распустились.
Он хотел помнить этот счастливый, ликующий шепот… А что получилось? Он уже стал забывать его. Жена визжала. Он рычал. Взрослая дочь плакала…
Дожили.
И вот опять они ругались.
— Ну, чего ты орешь? — попытался отвечать он мирно. — Я и не пил вчера совсем.