Дойдя до большой улицы, я поворачиваю в сторону вершины холма. Туда, где живут наркодилеры. Поднимаюсь на самую вершину. Сегодня солнца нет. Небо заволокли тучи. Никто не догадается, где я. Если повезет, то здесь меня искать не станут. Я вижу тропический лес на соседних холмах и далекого Христа-Искупителя спиной ко мне.
Сажусь на край вымощенной камнем дорожки и просто смотрю на Рио. Чудесный, прекрасный, живой. В нем есть все, что представлялось мне, и еще много всякой всячины. Беру острый камень и рисую на песке. Рисование успокаивает меня. Как обычно. Потому я и рисую.
Я не могу вернуться к моему прежнему «я». Не знаю, как быть.
Я заглянула в глаза моей биологической матери.
Но этого мало. Мне еще очень много надо узнать, а другого шанса расспросить ее мне не представится, потому что после всего, что было сегодня, я вообще больше не могу ее видеть.
Я думала, эта толстуха – местная жительница, просто наблюдающая за тем, что происходит вокруг. Думала, что раз я теперь немного говорю по-португальски, когда-нибудь побеседую с ней. Мне и в голову не приходило, что она говорит по-английски, потому что она ничем не отличалась от жителей фавелы и пила кофе с таким видом, будто всю свою жизнь была неотъемлемой частью местного ландшафта.
Мне ни на минуту не приходило в голову, что она – та самая Аманда Хинчклифф. Для меня Аманда по-прежнему оставалась молоденькой девчонкой с газетных фотографий, хотя Жасмин сразу заметила сходство. Эта женщина ничем не похожа на мать, которую я себе мысленно нарисовала. Не такая уж она и толстая, в общем-то, но выглядит гораздо старше своих тридцати шести лет. У нее грустные глаза и брыластые щеки. Вид женщины, которой жилось нелегко. Не убийцы, не бывшей заключенной, не моей мамы.
Мы сидим друг напротив друга в «Супер-сукос». Воздух горячий и неподвижный: видимо, позднее будет гроза. Невозмутимая Жасмин ждет неподалеку. Я изучаю Аманду Хинчклифф. У нее сбоку на лице родинка, из нее растет волосок. Густые волосы, короткая стрижка. Но не такая короткая, как у меня. Смотрю на ее нос. Да, похож на мой. Снова прикидываю, какой у меня есть выбор. Я легко могу удрать. Выбежать из этого бара и в считаные секунды раствориться в переулках фавелы. Бегаю я быстрее, чем она, особенно в гору.
– Джо, – говорит она, и у нее срывается голос.
В ее глазах я вижу себя. Это дико и жутко, но встреча с ней – как возвращение домой. Я же знаю, что именно в ней я росла от эмбриона до младенца. Знаю, что ее увидела первой, когда появилась на свет. Это я знаю твердо.