За барной стойкой, я не поверил своим глазам, стояла Татьяна в камуфляжных штанах и куртке. На скрип петель повернулась, бросилась навстречу:
– Андрей!
Остановилась в шаге, преграждая дорогу, сдула прядку волос, упавшую на лицо. Красные глаза и распухший нос свидетельствовали о том, что она плакала.
– Что случилось? – я взял ее под руку и отодвинул в сторону, чтобы прошел Кот.
Троица незваных гостей бросила жевать мясо и уставилась на нас. Таня тоже это заметила, кивнула на стойку, мы протопали туда, она уселась на стул и сплела пальцы на коленях:
– Мне срочно нужно домой. У папы… – она всхлипнула, запрокинула голову, чтоб не хлынули слезы. – Инсульт. Он в реанимации. Никто не хочет меня провожать. Иггельд говорит, что к Периметру не идут группы. Даже к следующему пункту не идут.
Я отметил, что у нее браслет, значит, Иггельд и ею дорожит. По-хорошему бежать бы ей отсюда, но Иггельд или отпускать не хочет, или и правда никто из Института не уходит, а гонять сопровождающего – непозволительная роскошь.
– Как он не понимает? Я могу не успеть.
– Если он в больнице, успеешь. Обычно инсульт убивает сразу. Или не убивает.
Она промокнула воспаленные глаза салфеткой.
– Понимаю, как тебе тяжело. Завтра с первыми лучами солнца… Нет, скорее, даже до восхода я иду на поверхность доделывать то, что не успел сегодня. Мне нужно разрядить одну аномалию. Как сделаю это, проведу тебя в «Малиновку», а дальше – жди. Оттуда скорее кто-то пойдет к Периметру, чем отсюда.
«Почему бы тебе не сбежать вместе с ней?» – вкрадчиво прошептал внутренний голос, я ответил и ему, и себе, что не побегу, пока не разведаю, что именно нам угрожает. Хорошо, что Тани здесь не будет.
– Пойдем в комнату, – проговорил я и потащил ее за собой за барную стойку, мы спустились в Институт, я кивнул Бали и направился к себе. Таня семенила следом, как на привязи.
К себе Таня не пошла, в моей каморке села на табурет возле стола, подперла голову рукой, еще раз всхлипнула.
– Последний раз мы с папой поругались. Он у меня деспотичный, хочет, чтобы я, младшенькая, была рядом, привязать меня хочет, а я – вырваться, на квартиру заработать, потому что его забота вот прямо душила… Иногда я его ненавидела, мы жутко ругались, и… Я могла больше его не увидеть, понимаешь?! Сидишь тут без толку, – она бросила злобный взгляд, который тут же смягчился.
– Человек смертен и хрупок, – сказал я, понимая: сейчас придется долго и искренне сопереживать, что я не особенно умел, потому что чужие проблемы – чужие, у меня своих предостаточно. – Давно говорил, что тебе нечего делать в Зоне, в большом мире предостаточно мест, где платят столько же, но не нужно рисковать…