- Новенькую ведёт… - прошептала Сю Ли. Пропуская девочку вперёд, надсмотрщик
остановился на пороге:
- Шао, подвинься, покажи ей, как надо работать, - приказал он, - и чтоб не разговаривать мне! Но!
Надсмотрщик требовал полной тишины. Только тогда он был уверен, что всё внимание детей направлено на работу. С плёткой в руке, с маленькими злыми глазами, с чисто выбритой головой, надсмотрщик был верным слугой Чена. Он, как тень, двигался по двору, от многочисленных сараев, в которых работали дети, до сараев, в которых работали взрослые, ловил каждое слово, шёпотом сказанное одним рабочим другому, и выполнял все приказы Чена с собачьей преданностью.
У Чена всегда работало с полсотни батраков - детей, женщин и мужчин. Плетью выбивал надсмотрщик из людей последние силы. Мужчины и женщины работали на рисовых полях. От постоянного хождения по воде у них распухали ноги, тело их покрывалось страшными, незаживающими язвами. Работники постарше обжигали в сараях глиняную посуду, перебирали и сушили каштаны, растирали кукурузные зёрна в муку. Дети перебирали рис, подмазывали в комнатах глинобитные полы, копали оросительные каналы в саду и в огородах. Детей было много.
Надсмотрщик был верным слугой Чена.
Девочка, которую надсмотрщик привёл с собой, боязливо посмотрев ему вслед, села на пол перед столом, натянула на коленки старое коротенькое платьице и посмотрела на Шао Яня пытливыми глазами:
- Что нужно делать?
- Бери рис, - мальчик насыпал перед ней горсточку риса, - перебирай. Где камешек какой, просо или ещё что, - отодвигай в сторону. Мне передавай уже чистый рис, а я его - в мешок. Вот и всё… Сможешь?
Девочка кивнула головой:
- Да, смогу…
- Ты чья? - после некоторого молчания спросила.Сю Ли. - Откуда, из какого села?
- Из Ханьпу… Мой отец Чжан Го-тун.
- Не разговаривать! - крикнул надсмотрщик, просунув голову в дверь сарая.
Шао Янь смотрел, как работает новая батрачка. Маленькими руками она ловко придвигала к себе горсти риса, быстро и старательно выбирала мусор и отметала его в сторону. Видно было, что работать она умеет.
- Ты за плату? - спросил у неё Шао Янь. Цзун-Цзунгу подняла на мальчика грустные глаза:
- За долг…
- А!…
Дети переглянулись между собой. Л Цзун-Цзунгу, верно, вспомнив свой дом и свою семью, опустила голову на руки, и худенькие плечи её затряслись от отчаянного, горького плача.
Через узкие, прорезанные под потолком окна пробивался тусклый, как в сумерках, свет. Громко и задорно кукарекал белый петух на дворе, слышалось громыхание посуды на помещичьей кухне. За стеной сарая, в котором работали дети, доили козу. Струйки молока, серебристо звеня, ударяли в миску; переступая с ноги на ногу, вздыхала коза, и женский голос приговаривал: