- Не смей, не смей бить! - хриплым от волнения голосом выкрикивал мальчик. - Не смей! Я не дам бить, слышишь?
Неожиданное вмешательство Шао Яня сбило надсмотрщика с толку. Ещё никто никогда не осмеливался так разговаривать с ним. А Шао Янь был у него на хорошем счету: он один из всех детей работал за плату и был уже опытным работником, потому надсмотрщик сделал его старшим.
Надсмотрщик отступил, остановился на пороге, прошипел что-то непонятное и злобное и побежал к помещичьему дому.
- Что же теперь будет, что теперь будет? - шептала Сю Ли.
Бабушка Шао Яня
Шао Янь жил вместе со своей бабушкой. Мать Шао Яня умерла, когда он только родился, а отец и двое старших братьев ушли из дома, едва Шао Яню минул второй год.
Это случилось в 1938 году. Через Лицзян проходил один из отрядов будущей Народно-освободительной армии.
Уже много времени прошло с того осеннего вечера, но всегда перед глазами бабушки Гуан - проводы сына и внуков. Только сели ужинать, поднимался пар над похлёбкой, налитой в миску. Подталкивая друг друга плечами, братья подсаживались поближе к отцу, когда неожиданно в дверь кто-то уверенно постучал.
Бабушка Гуан прислушалась. Стук повторился дважды. Сын её, отец Шао Яня, отодвинул миску, поднялся, отложил в сторону куайцзы 1 и сказал: [1 Куайцзы - палочки для еды, которые заменяют в Китае ложки и вилки.]
- Пора!
Внуки как-то сразу вдруг стали серьёзными, и тогда впервые бабушка Гуан почувствовала, что они уже выросли, стали взрослыми, и поняла: старческими руками не удержать их дома. Поняла: не доглядела, затаили дети от неё какую-то сторону своей жизни.
- Мамочка, мы идём с походом… На Север… Для всех идём, мама! Для всех! - говорил на прощанье сын.
За дверью с красным фонариком в руках стоял незнакомый человек. Бабушке Гуан не было видно его лица. Он высоко поднял фонарик над головой и вышел со двора.
Осветив листья дерева молифа, горячий отсвет красного огня пропал в темноте.
Опустела фанза. Спал на бабушкиных руках маленький Шао.
«Для всех, - думала бабушка Гуан, - сын и внуки ушли для всех!» Она не могла понять: как это для всех? Не могла понять: как сын, её любимый сын, ласковый, заботливый, покидает своего маленького сына, идёт куда глаза глядят? Почему он думает обо всех и забыл о ней, о старой Гуан? Как мог он оставить фанзу, оставить полтора му земли, бросить на её руки маленького Шао?…
При одном воспоминании о далёкой дороге на север у бабушки начинала кружиться голова: ноги у бабушки, по старинному обычаю, в раннем детстве были туго-натуго забинтованы бинтами и на всю жизнь остались крохотными и слабыми, как у пятилетней девочки. Ходила бабушка, переваливаясь с боку на бок, по-утиному, мелкими, неуверенными шажками.