Но можно пойти дальше. Между двумя частями получающейся формулы – «фактом» и «признанием» – всегда можно проследить обусловливающую связь, причем оказывается, что в конкретных условиях может доминировать то одна часть, то другая. Иными словами, в одних случаях «признание» привешено к «факту», а в других, наоборот, – «факт» к «признанию». В первом варианте имеем, так сказать, суверенитет факта, когда даже чуждый и враждебный сообществу режим заставляет благодаря своему могуществу признать свои претензии. В истории этому несть числа примеров. При этом формула «факт плюс признание» осмысляется предельно близко к традиционной «полновластие плюс независимость», если даже не прямо совпадает с ней. В другом же варианте режим обретает признание, а во многом также и средства, чтобы реализовать признаваемые за ним права, прежде всего через консенсус системы. Это своего рода суверенитет согласия, когда сама независимость парадоксально рождается из зависимости – зависимости от признания, как мы это видели на примере прибалтийских республик.
В конкретных случаях между «признанием» и «фактом» может возникать сложный и неоднозначный баланс. Рассмотрим один случай 70-летней давности, однако выглядящий весьма актуально из-за обстановки, ныне складывающейся в России. Как пишет в своих мемуарах А. И. Деникин, в конце 1919 года, ввиду надвигающейся катастрофы белогвардейских армий Юга России, Антанта, стремясь к сплочению всех антибольшевистских сил, потребовала от него «признания… самостоятельности существующих окраинных правительств (Донского, Кубанского и Терского. – В. Ц.) и установления будущих отношений путем договора общерусского правительства с окраинными правительствами». В ответ Деникин заявил о признании «самостоятельного существования фактических окраинных правительств», с многозначительным добавлением: «ведущих борьбу с большевиками». Позднее, опровергая упреки справа в попрании «догмата целокупной русской государственности», Деникин писал: «Мне казалось, что “догмат” отнюдь не поколеблен. Не говоря уже о том, что юридический смысл “признания самостоятельного существования фактических правительств” вовсе не равносилен признанию de jure окраинных государств и что соглашение вовсе не устраняло окончательной санкции всероссийского Учредительного собрания, мне лично представлялось, что сговор между метрополией и окраинами может идти только в пределах хотя бы широчайших прав их на те или другие области управления, но не на раздельное существование».
И решение, принятое Деникиным, и его позднейшие объяснения проникнуты сложнейшей диалектикой «факта» и «признания». Антанта требует, чтобы Главнокомандующий, провозгласив «самостоятельность», то есть независимость, окраинных режимов, тем самым конституировал управляемые ими области в качестве отдельных государств, которые смогут в будущем на равных правах вести переговоры с Россией. Согласие Деникина должно было придать факту существования казачьих режимов новый статус, по сути, создать на будущее новый факт государственной обособленности южных территорий. Деникин же отвечает формулой «признания правительств, а не государств», лишь узаконивая факт наличия этих режимов, но ничего к нему не прибавляя, никакого нового факта своим согласием не творя. Симптоматично, что на место «самостоятельности» Деникин упорно ставит «самостоятельное существование», которое может быть осмыслено как суверенитет не очень большого ранга, на уровне достаточно широкой автономии. Правильность такого понимания позднее была подтверждена комментарием в «Очерках русской смуты» насчет «сговора в пределах хотя бы широчайших прав на те или другие области управления, но не на раздельное существование». И наконец, само признание «самостоятельного существования фактических правительств» Деникин обусловливает их борьбой с большевиками. Иными словами, формулировка Деникина направлена на то, чтобы не только не создавать – безусловно и опрометчиво – этим согласием нового факта, но и наличный факт функционирования казачьих правительств объявить условным, зависящим от поведения этих режимов, включить их в единую