Ныне этот натиск усиливают посттоталитарные системы, часто соединяющие приверженность к националистическому паттерну с пафосом «принадлежности к цивилизованному мировому сообществу» – синтез, в котором проступают черты своеобразного нарциссизма новоиспеченных суверенитетов.
Обсуждая попытки Запада выработать приемлемые для себя и для мира формы «суверенитета признания», надо остановиться на таком популярном концепте, как «суверенитет личности». Парадоксальность этого выражения в том, что оно, вопреки, казалось бы, буквальному его смыслу, отнюдь не предполагает наделения индивида возможностями, сравнимыми с прерогативами субъектов политической власти. Никто не рассматривает суверенную личность по образцу героя из аристофановой комедии, заключившего сепаратный мир с государством, против которого его сограждане вели войну Суверенная личность не суверенна в том смысле, в каком суверенен лишь режим власти. Но при этом суверенитет личности не является также и особым модусом воплощения суверенитета в истории, подобным суверенитету монарха, народа или нации (в любом из значений последнего термина). Режимы, требующие повиновения себе на том основании, что они представляют волю одного из этих «высших суверенов», никогда не притязают на полное выражение в своей политике интересов каждой из личностей, находящейся в их подданстве. Да и понятно, какое фиаско могло бы их постичь с такими претензиями!
Но если «суверенитет личности» не относится ни к глубинной структуре понятия «суверенитет», ни к поверхностным модусам его воплощения, то что же за ним стоит? Вернее всего будет сказать, что этой формулой обозначается совокупность ограничений, накладываемых на суверенитет режима в его отношении к каждому из граждан. Все, что входит в сферу суверенитета личности, оказывается вне суверенитета режима. Но спрашивается, кто и что может ограничить способности режима распоряжаться человеком, попавшим в сферу его власти? Рассуждать в этой связи о мнимой очевидности «неотъемлемых прав» личности – значит заводить анализ в тупик, ибо непонятно, кто помешает государству, исповедующему «суверенитет факта», отнять эти «неотъемлемые права».
Наиболее логичное истолкование смысла «суверенитета личности» состоит в том, чтобы связать это понятие с возрастающим влиянием международных инстанций, защищающих права человека от посягательств его государства, и с готовностью весомых сил в мировом сообществе предоставить свой потенциал в поддержку усилий этих организаций. Иными словами, «суверенитет личности» – основание для утверждения в международных делах «суверенитета признания», практики мироохватывающей «паноптии», с подчинением суверенитета отдельных режимов авторитету институтов, представляющих сообщество в целом, и проницаемостью границ между внешней и внутренней политикой. Конкретные режимы могут реализовать свою волю под титулом суверенитета народа или нации, но во имя суверенитета личности может демонстрировать свою власть лишь международный порядок.