Гомогенизация дискурса о политической идентичности лишь усилилась после поражения социалистов на всеобщих выборах 1996 года, оттеснивших эту партию на обочину внутренней политики. Появление в 1998 году Демократической партии Японии как главной альтернативы Либерально-демократической партии способствовало дальнейшей консолидации этой новой, однородной политической идентичности Японии, в рамках которой между правящей и оппозиционной партиями не прослеживается никаких фундаментальных идеологических различий. Внутренний дискурс все дальше уходил от серьезного обсуждения понятий демократии, экономики и независимости и склонялся в сторону частных вопросов о том, как должна быть структурирована японская политическая система, какое место должна занять Япония в мировом порядке, формирующемся по окончании «холодной войны», при том что первоосновы либерально-демократического порядка принимались за нечто само собой разумеющееся (см., например: Ozawa 1994).
Гомогенизация внутреннего политического дискурса сопровождалась процессом переутверждения Японии как неотъемлемой части Запада, начавшегося после десятилетия торговых трений, а также сомнений и неуверенностей по поводу будущего американо-японского альянса. Торговые споры были разрешены, а в 1996 году очередной кризис в Тайваньском проливе нанес серьезный удар по американо-китайскому «стратегическому партнерству». Американо-японская декларация о сотрудничестве в сфере безопасности 1996 года, а также обновленная версия Основных направлений американо-японского оборонного сотрудничества, опубликованных в 1997 году и два года спустя ратифицированных парламентом, наделяли альянс новой ролью регионального «стабилизатора», призванного обеспечивать стабильность в Азиатско-Тихоокеанском регионе, а также способствовать миру и процветанию в этой части земного шара. В рамках теории «конфликта цивилизаций» (Huntington 1993), ставшего, по мнению многих исследователей, доминирующей парадигмой американского внешнеполитического дискурса, Япония представлялась одной из основных мировых цивилизаций, не принадлежащей, однако, к сфере конкурирующих с Западом исламской и китайской цивилизаций.
Таким образом, во второй половине 1990-х имели место повторная констатация важности альянса и новая стабилизация отношений между Японией и Западом/США – теперь уже перед лицом новых угроз. Как будет показано ниже, идея российской военной угрозы так и не исчезла полностью из дискурса о безопасности, хотя затуханию этой темы способствовали двусторонние мероприятия по усилению доверия друг к другу, а также появление новых угроз для безопасности. Однако относительная стабильность японской идентификации с миром либеральной демократии как на внутреннем, так и на международном уровне, а также переключение на отличных от России