"Вам понятно, - писал марком, - что без совершенно конкретного военного соглашения как составной части всего договора договор превратился бы в пустую декларацию, на которую мы не пойдем. Только жулики и мошенники, какими проявляют себя все это время господа переговорщики с англо-французской стороны, могут, прикидываясь, делать вид, что будто бы наше требование одновременности заключения политического и военного соглашения является в переговорах чем-то новым, а в прессе пустили даже утку, что мы требуем будто бы военного соглашения предварительно, то есть до заключения политического соглашения. Непонятно только, на что они рассчитывают, когда пускаются в переговорах на такие неумные проделки. Видимо, толку от всех этих бесконечных переговоров не будет. Тогда пусть пеняют на себя".
Справедливость этой оценки подтверждается донесением Стрэнга английскому правительству от 20 июля. "Неверие и подозрения (советских представителей. - В. Т.) в отношении нас в ходе переговоров не уменьшились, - констатировал Стрэнг, - так же как и уважение к нам не возросло. Тот факт, что мы создавали трудность за трудностью в вопросах, не казавшихся им существенными, породил впечатление, что мы не стремимся сколько-нибудь серьезно к соглашению". И действительно, западные державы не стремились к соглашению с СССР. Правда, французское правительство обнаруживало больше готовности договориться с Советским Союзом, чем английское (хотя и в составе последнего были министры, понимавшие ценность для Англии опоры на СССР). Чемберлен стремился не к союзу с СССР, а к новому сговору с Гитлером.
Параллельно с переговорами в Москве в Лондоне в глубочайшей тайне велись переговоры с представителями Германии. Еще в марте 1939 года М. М. Литвинов, учитывая характер британской внешней политики, предвидел возможность таких переговоров. Он полагал, что английское правительство использует контакты с СССР как "усиление акции по натравливанию Гитлера на Восток: или, мол, на Восток, или же мы с ним сойдемся против тебя".
В первые же месяцы после Мюнхенской конференции кабинет Чемберлена пытался начать переговоры с нацистами, но те предпочитали выслушивать своих собеседников и помалкивать. Летом 1939 года Лондон более настойчиво ставил перед Берлином вопрос о переговорах. Гитлеру предлагали тщательно разработанную программу таких переговоров и соблазняли его обещаниями крупных уступок. В мае посол Польши в Англии писал своему министру иностранных дел: Чемберлен, несомненно, избегает всего, что "лишало бы его возможности вновь вернуться к переговорам с Берлином и, возможно, с Римом". По мнению посла, недавнее выступление Чемберлена "является очередным, не знаю, которым уже по счету, предложением, обращенным к Германии, прийти к соглашению. В то же время в этом выступлении нашло также отражение его давнишнее отрицательное отношение к заключению формального союза с Советами".