— Давай, падай рядом!
— Там холодно!
— Да ладно ты! Ты ж одет, как чукотский охотник!
— Мама будет ругать!
— Ты уже взрослый! Ты можешь сам принимать решения!
— Мама говорит, что я не должен быть самостоятельным, потому что не умею отличить опасное от неопасного!
— Как это не умеешь? — Настя Вторая приподнялась на локте, приминая снег. — Сегодня ты несколько раз не разрешил мне идти на красный!
— Да. На красный свет ходить нельзя! Красный свет — прохода нет!
— Кипяток — это опасно?
— Опасно!
— Открытый балкон на десятом этаже — опасно?
— Опасно!
— Полежать в снегу — это опасно?
— Опасно.
— Нет, Алешенька! Лежать в снегу в течение пяти минут совсем не опасно. Опасно лежать в снегу голым час!
— Я не буду лежать в снегу голым час!
— Тогда иди сюда на пять минут!
— Хорошо.
В общем, Настя окунула его в снег в четвертый раз. Смотрели на звезды.
— Вот что, аналитик, пообещай мне, что завтра позвонишь и расскажешь, как встретил Новый год!
— Хорошо. А ты куда пойдешь?
— А, к друзьям в общагу. Куда мне еще идти?
— К нам! Мама сделала селедку под шубой!
— Нет, спасибо! Даже ради селедки я не буду смотреть на твою Настю!
— Даже ради селедки? — Алешенька страшно удивился. — Даже ради селедки?
— Да! Даже ради селедки!
Потом пришлось объяснить Алешеньке, что нужно подавать даме руку, когда встаешь из сугроба, а дама там еще валяется. Не то, чтобы Насте Второй требовалась помощь при вставании, — она и сама могла помочь встать кому угодно. Просто надо было учить недотепу реальной жизни в реальном обществе. А то цветет себе в горшке на завалинке, заботливо прикрытый салфеткой.
Возле подъезда произошла заминка. Настя не знала, поцеловать его на прощанье или нет. Как-то по-детски это, буськать в щечку. Как-то по-дурацки. С другой стороны, просто пожать руку или дать по плечу после такого классного вечера тоже не катит.
— Короче, я пошла!
— До свидания!
— Спасибо за вечер! С наступающим!
— Тебя тоже с Новым годом!
Настя развернулась и пошла, заставляя себя не махать ему рукой, не хватало еще. Внутри было светло и печально. Хорошо туснулись.
Вдруг Алешенька заверещал, заорал страшным голосом.
— Что случилось? Что? — Настя уже бежала назад, скользя по снегу, спотыкаясь об обломки детских качелей.
— Дверь не открывается! Не открывается! — Алешенька дергал дверь подъезда и плакал.
— Тише, стой! — Настя попыталась отодрать его пальцы от дверной ручки. — Тише! Сейчас открою!
Нелегко далась ей борьба с тридцатилетним дядькой. Спустя минуту Алешенька ныл в сторонке, а Настя разминала помятую кисть.
— Смотри, — она взялась за ручку, — открывается очень просто. В другую сторону… Ты что, никогда сам дверь не открывал?