— Игорь стал злой, он без Тани не выживет…
А Игорь сейчас был злой, и Оле было страшно.
— Иди к своей Тане! — сказала Оля. — Иди к ней, скотина! Уходи! Не трогай меня больше! Ненавижу тебя!
Игоря сейчас не смог бы остановить локомотив. Взвод американских солдат-миротворцев не смог бы остановить его сейчас на пути к пожиранию Оли. Но Таня его остановила.
— Что? — спросил Игорь, ошалело блестя глазами. — Что ты сказала?
— Иди к своей Тане!
— Что ты несешь, дура?
— Уходи! Уходи, я сейчас закричу! Мой муж за стеной, дома! Слышишь?
Игорь отпустил негодяйку, отпустил, как будто оторвал собственные руки. Каждый его миллиметр шипел под Олиными сладкими соками, каждое его волоконце напряглось и рвалось обратно, к ее теплой коже. Отпустил. Недоумение и ненависть. И сводящая с ума боль отравленного Олей тела.
— Если я тебя еще раз увижу, — сказал Игорь, отступая тяжелыми шагами, согнувшись в три погибели, — если я тебя еще раз увижу, я тебя убью, слышишь?
Оля плакала, сидя в каменном углу, плакала и дрожала, как цуцик. Мир только что рассыпался, как паззл из миллиона элементов.
— Уходи-и-и-и!!!
Она ворвалась домой и упала к Вадиму на плечо. Тот испугался, начал трясти свою глупую, пьяную Олю.
— Обидели тебя? Кто? Скажи!
— Давай уедем отсюда! Пожалуйста! Очень тебя прошу, Вадюша! Любимый! Давай уедем отсюда!
И Вадим понял, откуда «отсюда» она хочет уехать. Но правда была слишком печальна, поэтому он срочно начал претворять в жизнь другую трактовку идеи. И уже через час и Оля, и Вадим, и компаньон с подругой тусили в ночном клубе, где немногочисленная гламурная общественность цивилизованно отмечала Хэллоуин. Вадим не танцевал, поскольку не умел и не любил. Зато компаньон зажигал за троих, с удовольствием раскручивая под Шакиру красивую экзальтированную супругу московского товарища.
* * *
Алешенька был в ужасе, когда его привели в комнату, затянутую черным.
— Не бойся! — строго сказала ему Настя Вторая. — Это съемочный павильон! Сейчас тебя будут снимать для клипа!
— А это не больно?
— Это приятно!
— А я боюсь! Мама!
— Что? — откликнулась Лилия Степановна, такая же перепуганная выходом в свет. — Что, детка?
— Все нормально, Лилия Степановна! — улыбнулась Настя. — Просто он переживает, что будет больно!
— А что? Будет больно? — теперь уже и старушка напряглась.
— Да не будет больно! Приятно будет!
Потом Алешеньке действительно было приятно, когда молодая девушка-гример трогала нежными пальчиками его лицо, а ее грудь колыхалась все время где-то в районе его носа. Настя Вторая активно беседовала с продюсером. Музыканты рассматривали люминесцентных котов. Все так чудесно!