Хотелось полетать — приходится ползти,
Хотелось доползти. Застрял на полпути…
Тоша включил свет, и я уставился на его напарника. Мама моя родная, роди меня обратно! Кого я вижу. Так вот, что это за Анатолий Алексеевич: Севостьянов, тот самый дядя Сева, что нас — «Дребезгов» — на корню гнобил. Вот значит она — преемственность поколений. Крепнут узы ленинского комсомола и родной компартии. Последнюю, правда, разогнали, но узы-таки крепнут.
— В трудное положение вы нас поставили, — сказал дядя Сева проникновенно, подсаживаясь на стульчик напротив меня. — Мы ведь, понимаете, убивать вас не хотим. А, похоже, придется. Сложно нам.
— Может быть, я могу вам чем-то помочь? — спросил я чересчур, наверное, саркастически для человека в моем положении; хотя очко у меня и играло — не железное.
— Если б ты, Крот, не лез не в свои дела, тебя бы и не трогал никто, — вмешался Тоша.
— Это то, что вы Романа с Настей убили — не мои дела?
Тоша искренне, по-моему, удивленный искательно глянул на Севостьянова.
— Да, Антон, так вышло. Он не выдержал тройной дозы. Я не хотел. Но теперь, понимаешь, обратной дороги нет. Если дело раскрутится, и тебя потянут. А вот этот, — дядя Сева кивнул на меня, — и девчонка еще — случайно в курсе оказались. С ней я меры уже принял, теперь придется и его убрать.
— Анатолий Алексеевич, — с дрожью в голосе говорит Тоша, — я в это дело ввязываться не буду. Даже если и потянут меня, ничего серьезного за мной нет. А убийство — это не игрушки…
— А ты что думал, мы тут в игрушки играем? — зло оборвал его дядя Сева. — Нет уж, назвался груздем — полезай в кузов. Ты что думаешь, мне все это нравится? Я что — уголовник? Но сейчас другого выхода просто нет. И кончать его, — он снова кивнул в мою сторону, — будешь именно ты. Иначе, понимаешь, продашь ты меня, чуть тебя покрепче прижмут.
И воцарилось долгое молчание.
То ли какой-то детектив мне вспомнился, то ли вдохновение накатило, только тишину эту, отчаянно блефуя, нарушил я:
— А зря вы думаете, что если меня грохнете, все ништяк будет. Зря вы меня за фраера держите. Я что, не понимал, куда еду? Все, что я знаю о вас — и об убийстве, и об ограблении (при этих словах Тоша снова искательно глянул на Севостьянова), я сначала отпечатал в пяти экземплярах, под копирку, потом разложил по конвертам и отдал надежному человеку. Письма адресованы в самые разные места — в прокуратуру, например, в «Аргументы и факты», еще кой-куда…
— Тебе никто не поверит! — чужим голосом вякнул Тоша, а Севостьянов слегка пригнулся, словно от неожиданно навалившейся тяжести. Я же, обрадованный успехом, возразил: