— Ну так, — отвечаю, — конечно. Актрисой. Ты ж ведь в театральный поступаешь…
— Нет, не поступаю, — говорит она. — Не буду я артисткой.
— А кем? — спрашиваю я, хотя мне, честно сказать, совершенно это до лампочки.
— Бухгалтером! — отрезала она. Так, будто не слово произнесла, а снаряд выпустила. И, хлопнув дверью, застучала по лесенке.
Так я и не въехал, зачем она мне это сказала.
«Кто-то шепчет: „Люблю тебя“,
Кто-то строчит донос,
Кто-то идет под венец,
Кого-то ведут на допрос…»
Константин Кинчев
Вот так неожиданно тихо и, я бы сказал, бесславно закончилась эта жуткая, по-моему, история. Был я на Настиных похоронах, а вот тело Рома, сброшенное людьми Севостьянова в Москву-реку, найти так и не удалось. «Дребезги» свое существование, естественно, прекратили, а ребята расползлись по разным командам и почти напрочь исчезли из моего поля зрения. Прошло уже несколько лет с тех пор. Ни о Тоше Пташкине, ни о дяде Севе я больше никогда и ничего не слышал, хотя Гриднев и сказал в ту нашу последнюю встречу, что меня вызовут свидетелем по делу. Но я был только рад, что никуда меня не дергают.
А недавно в авиакатастрофе погиб Женя Мейко. Узнав об этом, я съездил к его родным, и там только впервые услышал о глупой и бессмысленной смерти Кости Кленова. Я попытался найти Эдика, но не сумел: он давным-давно поменялся с кем-то квартирами, и никто из наших общих знакомых его уже сто лет не видел. Через горсправку я его тоже не вычислил. Где он? Жив ли?
Последний вопрос не праздный, у меня появилось подозрение, что нас целенаправленно уничтожают. Лично я после всего этого стал таскать во внутреннем кармане плаща «трофейный» севостьяновский пистолет.
За нами охотятся? Но кто охотник? Дядя Сева? Он сумел каким-то образом освободиться и процветает? Мафия? Органы безопасности? Да, но почему тогда я — настоящий участник событий — до сих пор жив? Может быть потому, что ныне я — скромный заведующий отделом культуры небольшой подмосковной газетки; существование мое размеренно и просто (работа — семья, и снова — работа) и вычислить меня сложнее, чем их — музыкантов, вся жизнь которых — сплошной бардак и непредвиденные обстоятельства?
В прокуратуре, когда я сунулся туда, мне объявили, что Гриднев Евгений Валерианович у них давно уже не работает. И в поисках его ничем мне помочь не смогли.
Я не знаю, чего ждать. Я должен как-то защитить себя, Ленку и дочь. Но что я могу сделать? Пока я придумал только одно — последовательно изложить эту историю и попытаться опубликовать ее. Хотя бы под видом фантастической повести.