.
Горбачев вспоминал, как он слушал Громыко: “…был взволнован: никогда раньше мне не приходилось слышать о себе таких слов, такой высокой оценки”[648]. А чего он ожидал? Что еще мог сказать Громыко по такому поводу? Особенно, если вспомнить об устном уговоре, согласно которому успешно сыгранная роль царедворца, присягающего на верность новому лидеру от имени всей “старой гвардии”, принесет ему должность главы государства. Ритуальное славословие требовалось ото всех без исключения. Его не избежали даже Тихонов, Гришин и Романов, да и сам Горбачев еще недавно пел Черненко насквозь лживые дифирамбы. Но Горбачев пояснял, что Громыко произносил свою речь без письменного текста, потому-то она и “казалась особенно искренней”. Черняев тоже подтверждает, что Громыко говорил “как не принято говорить” на подобных собраниях – “без бумажки, в вольном стиле”. Однако дело было не только в этом. Громыко умело подчеркнул те достоинства Горбачева, которые тот сам больше всего ценил в себе. В этот волнующий момент, когда его заветная мечта готова была вот-вот осуществиться, Горбачев отбросил всякое недоверие и позволил себе поверить в то, что Громыко говорит совершенно искренне, или, по крайней мере, в то, что Громыко говорит сущую правду. Черняев вспоминал: как только Громыко назвал Горбачева, “зал взорвался овацией, сравнимой с той, которая была при избрании Андропова (и ничего похожего на кислые аплодисменты, когда избирали Черненко). Овация шла волнами и долго не успокаивалась”[649]. В продолжение этой речи, вспоминал Болдин, все неотрывно смотрели на Горбачева, а тот “сидел некоторое время, опустив голову, потом поднял глаза и попытался остановить аплодисменты. Но, заметив его жест, люди лишь захлопали еще громче”[650].
Избранный единогласно Горбачев произнес свою первую речь в качестве высшего советского руководителя. Он действительно уже оперировал такими словами, как “демократизация” и “гласность”, и обещал улучшить отношения с Западом. Однако еще ничто не предвещало того широкого, нового смысла, которым он позже наполнит эти понятия, и единственные аплодисменты, зафиксированные в расшифровке официальной стенограммы, раздались после старомодного предупреждения об опасности холодной войны: “Все должны знать, что интересами нашей Родины и ее союзников мы не поступимся никогда”. Еще Горбачев заново подтвердил верность брежневской “стратегии”, провозглашенной на XXVI съезде КПСС в марте 1981 года: имелась в виду “линия на ускорение социально-экономического развития страны, на совершенствование всех сторон жизни общества”, на “преобразование материально-технической базы производства”. Речь шла и “о развитии самого человека, о качественном улучшении материальных условий его жизни и труда, его духовного облика”