.
Посредник, как это часто происходит, приукрасил сообщение. Черняев признался в дневнике, что Тэтчер покорила его: “Красива, умна, незаурядна, женственна. Это неправда, что она баба с яйцами, мужик в юбке. Она насквозь женщина и еще какая!” Неизвестно, произвела ли она похожий эффект на Горбачева, однако Черняев был уверен, что “М. С. ей благоволит”. Она засыпала генсека комплиментами при личной встрече и практически час хвалила его на советском телевидении, которое выделило ей беспрецедентно много эфирного времени[1652].
В свойственной ему манере президент Миттеран выражался менее прямолинейно. Подобно англичанам, французы не желали объединения Германии и не рассматривали такую возможность, однако к ноябрю он осознал, что данная проблема требует его внимания. “Я не боюсь воссоединения, – заявил он на пресс-конференции в Бонне 3 ноября. – Этот вопрос для меня не стоит, поскольку это история. Она развивается сама собой, и я принимаю перемены как должное”. Тем не менее он предполагал, что слияние двух стран будет происходить медленно, что ГДР будет постепенно демократизироваться и сближаться с ФРГ[1653]. Беседуя с Горбачевым по телефону 14 ноября, он заявил, что “необходимо принять во внимание чувства, которые испытывают друг к другу жители Западной и Восточной Германии”. При этом он отметил, что Франция “хотела бы избежать дестабилизации ситуации в Европе” и не допустить нарушения существующего равновесия[1654].
Другие европейские державы, включая Италию и Нидерланды, также не поддерживали воссоединения Германии. Однако Соединенные Штаты были открыты этой перспективе, и в мае 1989 года Бейкер призвал Буша встать “впереди планеты всей” и “превзойти всеобщие ожидания”. Он знал о соревновательности Буша, поскольку в Хьюстоне играл с ним в паре в теннис, и теперь предлагал президенту сделать решительный шаг вперед и возглавить западную инициативу по объединению ФРГ и ГДР. “Я не разделяю обеспокоенность некоторых европейских стран по поводу единой Германии”, – заявил Буш 24 октября в интервью. Он подчеркнул, что не призывает ускорить воссоединение и не хочет “устанавливать временные рамки” или “делать пространные заявления”. “Для этого нужно время. Нужна осторожная эволюция”, – отметил он, добавив, что германский вопрос “выходит на первый план из-за быстрых изменений, происходящих в Восточной Германии”[1655].
В то же время два бывших советника по национальной безопасности при президенте США, один – республиканец, другой – демократ, посеяли в сознании Горбачева зерна сомнения относительно позиции Вашингтона по объединению Германии. Первым из них был Генри Киссинджер, которого Горбачев называл “Кисой”. В январе 1989 года, излагая Политбюро итоги встречи с Киссинджером, Горбачев сообщил, что в словах советника он услышал “завуалированное предложение создать советско-американский союз, кондоминиум”, что позволило бы им усмирять европейский “авантюризм”. Киссинджер также предупредил, что немецкий национализм может стать проблемой как для Штатов, так и для Союза. Беседуя с Александром Яковлевым 31 октября, Збигнев Бжезинский выразился острее Киссинджера. По его словам, случись в Восточной Германии кризис, моментально бы встал вопрос о воссоединении Германии. Он видел в этом опасность: “Будет Германия, единая и сильная. Это не соответствует ни вашим, ни нашим интересам”