. Однако германский вопрос оказался в повестке дня. Будет ли Западная Германия настаивать на скорейшем объединении? Поддержат ли ее основные европейские союзники Франция и Великобритания, а также США? Если да, то как отреагирует на это Кремль?
Госсекретарь США Бейкер опасался, что “Горбачев выступит против изменений в Восточной Германии”. Москва заплатила “высокую цену” за победу над фашизмом, а “в ГДР по-прежнему располагались 400 тысяч лучших советских солдат”. Помимо этого, за время “холодной войны” Кремль не раз давал понять, что “не потерпит возрождения немецкой угрозы”[1645]. Канцлер Коль подозревал, что сообщение Горбачева, переданное ему 10 ноября, было “завуалированным предостережением”[1646]. Тогда же Миттеран заявил: “Горбачев никогда не согласится на следующие шаги, иначе его сместят правые”. Он также высказался относительно тех, кто подстрекал берлинцев выходить на улицы: “Они играют с мировой войной, не понимая, что делают”[1647].
Опасения западных лидеров не были безосновательными. Незадолго до падения стены Горбачев сказал советскому послу в Восточной Германии Вячеславу Кочемасову: “Наш народ никогда не простит нам потери ГДР”[1648]. Позднее, в декабре, он заявил Миттерану, что в случае объединения Германии весь мир получит “короткую телеграмму о том, что пост генсека СССР занял какой-нибудь маршал”[1649]. За исключением этих случаев Горбачев стремился не говорить о собственных страхах, предпочитая “излучать уверенность и демонстрировать, что у него все под контролем”. По словам Грачева, его начальник всем своим видом показывал, что не происходит ничего необычного. С этой целью он приказал своему советнику Вадиму Загладину развеять страхи западноевропейских лидеров относительно советских военных действий в Восточном Берлине. На самом же деле “в Кремле царил хаос”. Москва “не разработала заранее стратегии по борьбе с проблемами, которые явились прямым следствием политики Горбачева”. Грачев считает, что Шеварднадзе и Черняеву “не хватало искусности и компетентности”, чтобы объяснить Горбачеву тонкости германского вопроса, Загладин не обладал “достаточным авторитетом или силой духа”, а главный советский эксперт по немецким вопросам Валентин Фалин “не имел возможности консультировать Горбачева ежедневно”.
По заверению Грачева, по меньшей мере в течение двух месяцев после падения стены глава СССР не осознавал, насколько быстро происходит воссоединение Германии[1650]. Западные лидеры подогревали его неоправданный оптимизм, решительно высказываясь против раннего объединения Германии, хотя на самом деле были настроены не так категорично. Подобную позицию с присущей ей прямолинейностью на встрече с Горбачевым 23 сентября в Москве озвучила Маргарет Тэтчер, при этом она просила не записывать ее слова, осознавая их резкость. Однако Черняев сделал соответствующие заметки после встречи. “Британия и Западная Европа не заинтересованы в объединении Германии, – убеждала она генсека. – В коммюнике НАТО, возможно, утверждается обратное, однако вам не следует обращать на это внимания. Мы не хотим видеть Германию единой, поскольку это подорвет стабильность на международной арене и может стать угрозой нашей безопасности”