.
Другой лидер мог бы отложить этот список в сторону, поскольку часть пунктов касалась второстепенных вопросов, а часть предполагала сотрудничество с конгрессом США или другими странами, однако Горбачев был иного склада. Он был готов раскритиковать Буша, если бы тот ограничился словами и не предложил конкретных действий, однако во время саммита он понял: “Это была не просто декларация о стремлении изменить к лучшему отношения с СССР. Это была совершенно конкретная – по пунктам и проблемам – программа”[1688].
Обсуждая вопросы Восточной Европы, лидеры обменялись признаниями и комплиментами. Буш сообщил, что “был шокирован” тем, как быстро развиваются события, и высоко оценил меры, оперативно принятые Горбачевым лично и руководством Советского Союза: “Вы направляете изменения в Европе по конструктивному пути”. В какой-то момент Горбачев заметил: “Однако мы под большим давлением. Какие действия нам следует предпринять? Коллективные действия?” “Надеюсь, вы отметили, – сказал Буш, – что Соединенные Штаты не делают высокопарных заявлений, наносящих удар по Советскому Союзу”. Затем Буш пояснил, что в Соединенных Штатах его иногда обвиняют в излишней осторожности и что в словах его критиков есть доля истины: “Я осторожный человек, но я не трус; и моя администрация будет стремиться избегать действий, способных навредить вашему положению в мире”[1689].
“Не стоит ожидать, что мы осудим воссоединение Германии”, – продолжил Буш и отметил, что некоторые его западные союзники горячо поддерживают объединение ФРГ и ГДР на словах, хотя на деле не сильно рады подобной перспективе. Он также заверил Горбачева: “Мы пытаемся действовать осторожно. Мы не будем делать необдуманные шаги и не будем пытаться ускорить дискуссию о воссоединении”. Буш осознавал, что публичные выступления Коля звучат более радикально, однако предлагал помнить, что для немцев вопрос воссоединения крайне болезненный[1690].
Во время обеда 2 декабря лидеры большую часть времени обсуждали ход перестройки. Позднее Черняев признался, что был ошеломлен тем, что Буш и Бейкер совершенно искренне хотели, чтобы экономика СССР окрепла и Советы “быстрее справились с трудностями”. “Закрыв глаза и затыкая уши, когда звучала английская речь, можно было подумать, что присутствуешь на Политбюро ЦК КПСС, где все озабочены судьбой страны, спорят, убеждают друг друга, доказывают свою правоту”, – вспоминает Черняев. “Эта дискуссия произвела и на Горбачева большое впечатление. Она эмоционально закрепила в нем убеждение, что американская администрация, президент, госсекретарь, Скоукрофт сделали выбор”