Ничего удивительного в том, что 20 июня 1990 года Горбачев выступил на учредительном съезде Российской компартии, не было, ведь он возглавлял КПСС, у которой новая РКП находилась в подчинении. Но при этом, по признанию Черняева, ему не было до конца ясно, зачем президент присутствовал на съезде все дни и по какой причине “терпел оплеухи” и прямые оскорбления от сторонников жесткой линии. “Выслушивал вопиющие глупости, не реагировал на просто дикие заявления”, – вспоминает помощник Горбачева. Он пытался защитить себя, но его забросали “провокационными, ехидными, издевательскими, пошлыми вопросами”, на которые он отвечал многословно и сумбурно, как будто “заискивал перед сидящими в зале, люто его ненавидящими”[1697].
Заглядывая в будущее, мы увидим, как 5 декабря 1990 года Горбачев будет обращаться к Верховному Совету СССР. По словам Черняева, его речь также была провальной: “Он был неузнаваем. Просто мямлил, ничего не сказав нового… при полном равнодушии и даже пренебрежении со стороны зала”. Черняев, Яковлев и Примаков слушали его выступление по радио и были в растерянности: “Что, как и зачем все это?!” Присутствовавшие на заседании помощники Горбачева были поражены еще больше. Вадим Медведев заявил: “Он перегружен, обозлен, растерян”. Затем Яковлев отозвал Черняева в сторону и, совсем удрученный, прошептал ему: “Я окончательно убедился, что он исчерпал себя”[1698].
В 1990 году произошло еще несколько подобных случаев. Советский Союз разваливался. Возможно, Горбачев – тоже? Андрей Грачев, член ЦК, верный помощник президента и впоследствии его пресс-секретарь, вспоминает, как Горбачев менялся в течение 1990 года, как “незаметно для себя из ‘собирателя’ интересных людей, ‘души общества’ постепенно превращался в одинокого человека”. Из-за его склонности к велеречивости “некоторые заседания Политбюро целиком состояли из его монологов”. Казалось, искренним советам он стал предпочитать показательную лояльность, а к своим давним помощникам относиться как к обычному обслуживающему персоналу[1699].
Однако подобное впечатление сложилось далеко не у всех в окружении Горбачева. В частности, Раиса Максимовна была другого мнения. Она видела, что он живет “в невероятном напряжении” и редко появляется дома раньше 22–23 часов, приезжает “с целым ворохом бумаг” и работает до 2–3 часов ночи, поэтому она тревожилась за его здоровье. Любящая жена, она считала, что Михаил Сергеевич не утрачивает своих основных качеств: самообладания, терпимости, выдержки и врожденного уважения ко всем людям. “Собственное достоинство никогда не утверждает через попрание достоинства других… Никогда в жизни он не унижал людей, рядом с ним стоящих, чтобы только самому быть повыше. Никогда”, – писала она