. В Баку еще кипели страсти, а в Москве бесплодная дискуссия перешла к абстрактному вопросу о том, какой вид собственности был бы идеологически допустимым после перехода к рыночной системе. Яковлев хотел использовать термин “частная собственность”, если при этом, согласно языку советских клише, не имела место “эксплуатация человека человеком”. Горбачев предпочитал формулировку “индивидуальная трудовая собственность”. Шахназаров напомнил всем, что любая частная собственность предполагает эксплуатацию труда. В завершение Горбачев, желая показать людям, что “мы против капитализма”, предложил остановиться на такой формулировке: “КПСС выступает категорически против частнокапиталистической собственности, но считает, что трудовая частная собственность может способствовать развитию общества”
[1717].
В феврале на Горбачева посыпались новые удары как со стороны социал-демократов, так и со стороны консерваторов. 4 февраля ударил сильный мороз, тем не менее на улицы Москвы вышло 200–300 тысяч демонстрантов, которые прошли по Садовому кольцу, свернули на улицу Горького и дошли до Манежной площади и красных кирпичных стен Кремля. “Партийные бюрократы, помните Румынию!” – предостерегал один из плакатов. Используя безбортовой грузовик в качестве трибуны, историк Юрий Афанасьев кричал в микрофон: “Да здравствует мирная февральская революция 1990 года!” Русские не могли не упомянуть Февральскую революцию 1917 года, в результате которой была свергнута царская власть и, возможно, даже открыта дорога демократии, если бы в октябре во главе страны не оказались большевики[1718]. Вторая массовая демонстрация была запланирована на 25 февраля, по поводу чего ЦК провел экстренную встречу. На этот раз митингующих не пустили в центр города, расставив повсеместно кордоны из милицейских и военных. Был пущен слух, что возможны проявления насилия, и премьер-министр Рыжков по телевизору призвал граждан оставаться дома. Протест завершился мирно (одним из его лозунгов стала фраза “Семьдесят два года по пути в никуда”), а министр внутренних дел Бакатин заявил своим коллегам по ЦК, что их нервозные приготовления не успокоили людей, а только усилили психоз[1719].
Сторонники жесткой линии атаковали Горбачева на заседании ЦК 5–7 февраля. Бывший премьер-министр Белорусской республики и действующий посол СССР в Польше Владимир Бровиков, не называя имени Горбачева, заявил, что тот довел страну до “анархии и разрухи” и теперь предпочитает встречаться “с улыбчивыми толпами на улицах западных столиц, нежели со своими угрюмыми соотечественниками”. Он обвинял руководство в том, что держава, которой восхищались в мире, была превращена “в государство с ошибочным прошлым, безрадостным настоящим и неопределенным будущим”. “И все это на потеху Западу, который, славословя в наш адрес, умиленно улюлюкает по поводу… гибели коммунизма и мирового социализма”, – продолжал Бровиков. Он перефразировал слова Горбачева, которыми в 1985 году генсек начал свои реформы: “Так жить, как мы жили раньше, нельзя. И нельзя жить так, как мы живем сегодня”