Таиров любил повторять, что далеко не каждая деталь добавляет что-то к образу, и в качестве примера приводил Наполеона, у которого во время Бородинского сражения был насморк.
— Пусть историки считают, что Наполеон не смог выиграть сражения из-за насморка, — говорил Таиров. — На сцене этот насморк ничего к образу Наполеона не добавит… Напротив, сослужит плохую службу. Всякий раз, когда Наполеон будет сморкаться в платок, образ будет идти трещинами. Нельзя строить образ на том, что Наполеон болеет насморком, потому что людей, страдающих насморком, много, а Наполеон был один. Нужно брать не случайное явление, а его типическую основу и на ней строить сценический образ.
Продолжая эту мысль, можно сказать, что людей, говорящих на французском, миллионы, а госпожа Луазо одна. Но это было бы неправильно, потому что Раневская никогда не строила образы на фундаменте из какой-либо детали.
Образно говоря, она сначала создавала скелет, основу характера, а потом богато украшала его деталями. При таком подходе, чем больше деталей, тем образ ярче, выпуклее. И никогда он не пойдет трещинами. Насморк? Сгодится и насморк! По тому, как человек очищает нос от содержимого, можно сделать много выводов о нем. Даже по тому, как он достает платок… Вспомним хотя бы Маньку-спекулянтку и ее красные галифе. Французская речь госпожи Луазо у Раневской не уклон в формализм, а стремление придать образу как можно больше достоверности. Высокая степень достоверности — показатель качества актерской работы. Никакого формализма, а только старательность, помноженная на мастерство. Те актеры, для которых "Пышка" стала первой работой в кино, с трудом привыкали к своей "немоте". То, что на сцене можно было выразить словами, приходилось выражать другими способами. Преувеличенная утрированная выразительность мимики и жестов выглядела неестественно, в стиле первых картин немого кинематографа, что, разумеется, не могло устроить ни самих актеров, ни режиссера.
Очень скоро Ромм убедился в том, что и в работе над немой картиной нужно давать выход актерскому темпераменту в слове. Звук не записывался, но с супругами Луазо — Фаиной и актером Анатолием Горюновым (у них привыкание к немоте проходило особенно трудно) Ромм работал так, будто снималась звуковая картина. Возможность говорить сразу же освободила актеров от внутреннего напряжения, и они стали держаться естественнее.
Надо сказать, что "немота" была далеко не единственной проблемой на съемках "Пышки".
Кинофабрика на Потылихе (будущий "Мосфильм") в то время состояла из четырех съемочных павильонов, объединенных в один корпус. Там полным ходом, круглосуточно, в несколько смен шли съемки, а строительство продолжалось, и строили тоже круглосуточно. В огромных павильонах было холодно, со стройки доносился шум, который отвлекал, мешал входить в образ. Ромму, как новичку, отвели самые худшие часы для съемок — ночные. С одной стороны, это было удобно для театральных актеров, потому что съемки не мешали участвовать в спектаклях, но, с другой стороны, у них почти не оставалось времени для сна. Фаина спала утром, два-три часа, совершенно не высыпалась и подбадривала себя крепчайшим чаем. Бессонницу, мучившую ее всю оставшуюся жизнь, Фаина "заработала" на съемках "Пышки". Каких только жертв не приходится приносить на алтарь служения искусству!