Шарлотта Ивановна — гувернантка Раневских. Гувернантка без детей, то есть, по сути дела, приживалка. Ее биография проста и умещается в несколько строчек: "У меня нет настоящего паспорта, я не знаю, сколько мне лет, и мне все кажется, что я молоденькая. Когда я была маленькой девочкой, то мой отец и мамаша ездили по ярмаркам и давали представления, очень хорошие. А я прыгала salto mortale и разные штучки. И когда папаша и мамаша умерли, меня взяла к себе одна немецкая госпожа и стала меня учить. Хорошо. Я выросла, потом пошла в гувернантки. А откуда я и кто я — не знаю… Кто мои родители, может, они не венчались… не знаю". Вот, пожалуй, и все. Короче говоря, это не Катерина, не Лариса и даже не Офелия. Некоторые критики из числа тех, кто копает неглубоко, но резво, считали образ Шарлотты Ивановны лишним, ненужным и даже "вредным". "Своим неуместным комизмом Шарлотта Ивановна принижает трагедию Раневской до фарса", — писал один из таких критиков. Но мы-то знаем, что у Чехова ничего лишнего в пьесах и других произведениях быть не могло. На это намекал и сам автор, написав в письме к литератору Александру Лазареву-Грузинскому: "Нельзя ставить на сцене заряженное ружье, если никто не имеет в виду выстрелить из него". Другой литературовед, Зиновий Паперный, написал спустя почти восемьдесят лет после премьеры "Вишневого сада", когда пьеса прошла самое суровое и самое честное из испытаний — испытание временем: "Особое значение получили у Чехова второстепенные персонажи… Те, кто на первый взгляд где-то на периферии сюжета, обретают обобщенносимволическое значение. Тень "недотепства" падает на многих персонажей "Вишневого сада" и тем самым незаметно, почти неуловимо, связывает все происходящее"[19].
Фаина понимала, насколько трудную задачу поставила перед ней Павла Леонтьевна, и была ей признательна за это. Она так соскучилась по "настоящим", серьезным ролям (несмотря на то, что Шарлотта Ивановна имеет выраженные комические черты, это все же серьезная, настоящая роль). Причем роль в любимом произведении ее любимого писателя! В годы взросления Фаины в Таганроге существовал настоящий культ Чехова, там его не просто любили, а боготворили. Актриса Фаина Раневская страстно мечтала сыграть Любовь Андреевну Раневскую… К сожалению, заветная мечта великой актрисы так и не сбылась.
Летом 1918 года в Евпатории было относительно спокойно. Относительно, потому что в памяти евпаторийцев был свеж ужас зимнего террора, развязанного революционными матросами и примкнувшими к ним городскими маргиналами. С января по март Евпаторийский рейд был местом жестоких, в подавляющем большинстве, ничем не обоснованных казней. Расстреливали и в самом городе, но в меньших размерах, потому что в море вершить расправу было гораздо удобнее. Трупы не приходилось закапывать, их просто сбрасывали в воду с привязанным к ногам грузом. Сбрасывали и живых. Казнили не за дела, а за происхождение, за причастность к дворянству, купечеству, духовенству, интеллигенции… Лозунг из "Интернационала" "Кто был никем — тот станет всем!" получил зловещее продолжение: "кто был кем-то, станет ничем". Не успела схлынуть первая волна террора, как нахлынула вторая, "контрибуционная". Казна была пуста и для ее пополнения ревкомы налагали огромные контрибуции как на отдельных лиц, так и на целые социальные группы и даже на населенные пункты. Для того чтобы обеспечить выплаты контрибуций, брались заложники, которые в случае неуплаты расстреливались. Когда стало ясно, что Крым придется отдать белым, поднялась третья волна террора — покидая полуостров, красные старались уничтожить как можно больше "буржуев".