– Он безнадежен. Он умирает. Мы вынуждены отключить его. Месяц комы. Время пришло…
Но я не мог открыть глаза. Тело словно онемело, я ничего не чувствовал. Зато слышал какие-то звуки.
Опять проваливаюсь в пропасть. Много света, слишком много, он просто пожирает меня.
Я наконец-то открываю глаза.
Три недели моей жизни после комы прошли в больнице. Ничего не изменилось. Опять разъяренные голоса родных, которые говорят с врачом, медсестры, которые суетятся надо мной. Подумать только: целый месяц я провел в коме. Один раз я уже впадал в кому, но тогда мне не было и десяти лет, да и проспал я всего лишь три дня.
Я узнал о том, что если бы не очнулся тогда, то меня бы отключили от аппарата жизнеобеспечения. Мрази. И как меня только угораздило проснуться вовремя? Мне кажется, что я все слышал. Не знаю, как это точно описать. Словно очень четкий сон.
Проблема в том, что я ужасно разговариваю и еле хожу. Видимо, придется учиться заново.
Я решил попробовать встать самостоятельно. Получилось, мягко говоря, не очень… Я опять упал на кровать. Чувствовал я себя ужасно, тело не слушалось.
Я снова попытался подняться и ухватился за край кровати. С трудом, но я оказался на ногах. Честно говоря, ноги были похожи на неудобные протезы. Продвигаясь ползком по стене, я добрался до двери, открыл ее и выбрался из чертовой палаты. Дальше было труднее. Я понял, что не знаю, где здесь выход.
О, вот он! Огромная стеклянная дверь вела на улицу. За пару минут я устал так, будто все это время поднимался по отвесной стене.
Я очутился в небольшом парке, где никого не было. Меня это даже порадовало. Никто не будет пялиться на меня и разглядывать эти уродские трубки, торчащие из моего носа.
Дойдя до огромного дерева, я лег прямо под ним и уставился на пасмурное небо, затянутое серыми тучами. Хорошо, что зима у нас в городе не снежная и теплая. Деревья еще зеленые, но листья уже опадают. Ветер дул все сильнее, и листва шумела все громче и громче. Скоро будет дождь, но мне все равно. А может, настоящая гроза. Вот прикол будет, если меня убьет молнией. Она изуродует меня до такой степени, что все побоятся смотреть на мой труп. Был у меня в детстве друг, которого убило молнией. Мне даже не разрешили приходить на его похороны, чтобы не «травмировать детскую психику». А хоронили его в закрытом гробу.
Жизнь – такая странная вещь. Кто знает, что произойдет через пару мгновений? Кто-то живет больше, а кто-то – меньше. Я понятия не имею о том, когда я умру. С самого рождения врачи давали неутешительные прогнозы: что с таким сердцем я доживу только до двадцати семи лет. Мне уже двадцать три. Значит, осталось еще… один, два, три, четыре… Четыре года – и все. Естественно, родные не дадут мне умереть и будут искать донора до последнего.