Поэтому я решила временно больше себя не воспитывать, а думать, в чем пойти. В чем я похожа на ту девушку, которую полюбил Алёша? Или не надо мне быть на нее похожей? Я и так хороша. Только я этого не считаю…
Я так и не придумала никакой особой одежды, хотя в эти мысли пряталась все утро. Мариша возилась с кошкой и, в результате заперев ее в своей комнате, умчалась на две пары в университет. А я пересмотрела весь свой гардероб, большей частью сшитый мною самой, ничего не выбрала, стала искать у Мариши на ее двух полках. С удивлением обнаружила, что у нее как-то мало одежды… Она не просит ничего, а я и не покупаю. Когда я последний раз покупала Марише что-то новое? Или шила, кроме длинного платья на юбилей? Что я, как кошка – выкормила молоком и забыла, что это моя дочь?
Я все-таки нашла у Мариши непопулярную у нее бледно-розовую удлиненную свободную блузку, хорошо идущую к черным джинсам, в которых я обычно хожу на работу. Ну вот, компромисс. И нарядилась, и одета, как обычно.
На работе я почти совсем отвлеклась, потому что когда у тебя в группе больше десяти человек, а потом приходит вторая группа, младшая, в которой шестнадцать человек, и каждый за занятие задаст не менее пяти вопросов, думать о том, хорошо ли встречаться с другом юности, который за двадцать лет успел не только вырасти, но стать знаменитым и жениться, времени не остается. Поэтому когда я отвела к выходу в гардероб последнюю группу – дошколят, которых ведут ко мне после детского сада почти засыпающих, но приводят, чтобы они учились видеть и чувствовать красоту мира, я смирилась с тем, что я не могу решить, как мне быть. И пусть будет, как будет. Решение слабовольного человека.
Ровно в восемь мне позвонил Алёша и сказал:
– Я рядом с твоей работой, припарковался, стою во дворе.
– Ты заехал к нам во двор? – удивилась я. – Там же закрыты ворота.
– Я стою у входа, – улыбнулся в трубку Алёша. – Жду, когда ты выйдешь. Мне кажется, вижу тебя в окне. У тебя кабинет на втором этаже?
– Да…
– Машина на улице.
У меня стукнуло сердце. Так не бывает. Не возвращается то, что ушло. А если возвращается, то в каком-то другом виде… Нет, не буду рассуждать, философствовать. Не буду. Не могу и не хочу. И не потому что слабовольная, а потому что не знаю, как бывает… Никто точно не знает. Бывает у всех по-разному. Моя дочь, которая в детстве пририсовывала всем девочкам короны и показывала: «Это я, мам! Я буду принцессой! Давай, у меня будут только розовые и золотые платья?», чувствует себя красным комиссаром, отрицает богатство, нарочито просто одевается и, главное, искренне верит в возможность какой-то другой жизни, в которую не верю я, к примеру. Илья, который любил меня, как жизнь, и не мог без меня дышать (Ведь было же это! Все уже забыли, но было же!), отрастил живот и живет параллельной жизнью, преспокойно дыша другим воздухом и любя другую.