И как-то, говоря о Брулло, о человеке, который был для него лучшим отцом, чем его собственный… Это не было больно, не так сильно. Более слабая, более тихая боль, но он смог ее выдержать.
Один из них был рад погоде, если это означало уважение к наследию хорошего человека, рассказывавшего его историю.
Они поговорили, и поели, и когда они закончили, он проводил ее к светящимся белым стенам Торре. Сама Ирэн казалась светящейся, когда улыбалась. Они остановились у ворот, ожидая его лошадь.
— Спасибо, — сказала она, ее щеки вспыхнули и глаза сверкали. — За еду и компанию.
— Мне было очень приятно, — сказал Шаол и действительно имел это ввиду.
— Увидимся завтра утром — во дворце?
Необязательный вопрос, но он кивнул.
Ирэн переступила с ноги на ногу, все еще улыбаясь, все еще сияя. Как будто она была последним, ярким лучом солнца, окрашивающим небо еще долго после того, как оно исчезло за горизонтом.
— Что? — спросила она, и он понял, что уставился на нее.
— Спасибо тебе за сегодня, — сказал Шаол, подавляя то, что пыталось сорваться с его языка:
«Я не могу оторвать глаз от тебя».
Она снова прикусила губу, услышав приближающийся стук копыт по гравию.
— Спокойной ночи, — пробормотала она и сделала шаг в сторону.
Шаол потянулся за ней. Просто дотронулся до ее пальцев.
Ирэн медлила, ее пальцы сжались, словно они были лепестками какого-то застенчивого цветка.
— Спокойной ночи, — просто сказал он.
И когда Шаол вернулся в освещенный дворец через весь город, он мог поклясться, что какой-то вес в его груди и на плечах исчез. Как будто он жил с ним всю свою жизнь, не зная, и теперь, даже со всем, что собралось вокруг него, вокруг Адарлана и тех, о ком он заботился… Как это странно.
Эта лёгкость.
Сторожевая башня Эйдолона выступила из покрытых туманом сосен, похожая на осколок сломанного меча. Она была расположена на вершине низкого пика, который был окружен сплошной стеной гигантских гор, и когда Несрин и Сартак приближались к башне, пролетая вдоль усеянных деревьями холмов, у нее было чувство, что они несутся на приливную волну из твердого камня.
На мгновение, вместо нее промелькнула волна из смертоносного стекла. Несрин моргнула, и она исчезла.
— Здесь, — показывая на огромные горы, скрытые по ту сторону, прошептал Сартак, как будто боялся, что кто-то может его услышать. — За этим выступом начинается территория кхаранкуи, Дагульская пустошь. Те, кто обитал в сторожевой башне, могли увидеть, если кто-то спускался с этих гор, особенно со зрением Фэ.
Со зрением Фэ или без, Несрин осмотрела бесплодные склоны Пустоши — стену валунов и осколки скал. Ни деревьев, ни рек. Как будто жизнь исчезла.