Гоша умчался внутрь и, спустя минут пятнадцать, выскочил, размахивая паспортом.
— Нашёл! Павел Георгиевич Кривошеев 12 июня 1963 года рождения.
— Ну, вот и формальности соблюдены, — заключил Димка, заканчивая надпись. — Эпитафии писать не будем. Спи спокойно, дорогой товарищ, мы за тебя отомстим.
— Как вы можете? — взорвался Гоша. — Тут человек умер, а вы шутите!
— Ты, малой, успокойся, — оборвал его я. — Да, умер. И что, безутешно рыдать на его могиле? Последнюю дань усопшему отдали, похоронили по христианскому обычаю. Что ещё? Мёртвое — мёртвым, а живым жить надо. А, в наших условиях, вообще за жизнь бороться. Ну, если тебе надо, поизображай вселенскую скорбь. А сейчас, пошли в дом. Надо поесть, посмотреть, что нам пригодится в дороге. А то, как мы ночью хлеб под воду поклевали, так и ничего больше. В животе кишка кишке дули крутит.
А лесник неплохо устроился. Помимо яиц и хлеба, найденных в доме, на чердаке обнаружились вяленные окорока и колбасы, а в леднике молоко, масло и подсоленное мясо. Ну и по оружию тоже неплохо. Помповик на шесть патронов и «Сайга» — клон автомата Калашникова с магазином на пять патронов. И, самое главное, всё под двенадцатый калибр. Дима сразу вцепился в помповик, как будто кто-то его у него забирает, а я забрал было себе «Сайгу», когда Гоша вытащил из под кровати железный удлинённый ящик и открыл его. А там лежал ОН. «Охотничий карабин „Тигр“ собственной персоной» со стандартным армейским прицелом ПСО-1 и цинком патронов 7,62х54R. Перед этим красавцем никто бы не устоял. Ну а я тем более. Слабохарактерный я на эти вещи. Я отдал пригорюнившемуся было Гоше «Сайгу» и потянул в ящик свои загребущие руки. Нашлись и рюкзак и две крепкие походные сумки, в которые мы стали укладывать всёнеобходимое в дороге. Набралось немало, но, главное, душа теперь была спокойна за наш походный быт. Кружки, ложки, котелок и даже пара солдатских фляг тоже разместились по сумкам. К великой радости Димы нашли крепкие юфтевые сапоги как раз его размера. Обзавелись, кроме того, камуфляжем, опять-таки Димкиного размера и двумя брезентовыми плащ-палатками армейского образца.
Ну, расслабились мы, надо сказать, основательно. Даже стыдно. А судьба бьёт за неуместную расслабуху жестоко. Так и здесь. Мы обедали, умильно поглядывая на сложенные сумки и прислоненное к ним оружие, когда за оградой раздался шум двигателей, и во двор въехала вахтовка наших рабовладельцев.
Вот такой подлости от судьбы мы не ожидали. Из вахтовки горохом высадились и рассредоточились по двору человек восемь мужиков, с ходу взявших на прицел наши окна и дверь. Димка понял меня с полувзгляда и сразу скрылся в подполе. Дело в том, что подполы в деревнях обычно оборудуются небольшой дверкой в задней стене, через которую туда загружают картошку или другие припасы, чтобы не таскать всё это через дом. Вот Дима и хотел попытаться выбраться из дома через этот, в нашем случае, аварийный выход. Я, по приставной лестнице, взлетел на чердак, наказав Гоше в случае стрельбы особо не высовываться, а вести из окон неприцельный беспокоящий огонь. Чтобы, типа, служба мёдом не казалась. На чердаке я не стал соваться к слуховому окну, справедливо полагая, что за ним, уж точно, приглядывают. Вместо этого, расшатав ножом гвозди, осторожно сдвинул в сторону тесины у самого карниза со всех четырёх сторон, обеспечив себе отличные стрелковые позиции, от которых можно было бы укрыться только у самых стен дома. Шума и стрельбы снаружи не было слышно, значит, Димке удалось выбраться из подпола тихо. И хорошо. Помповик при обороне вещь непрактичная. Им лучше в ближнем бою, при внезапном соприкосновении с противником. Конечно, хватало и нормального длинноствола, но, сидя только в обороне, войну не выиграешь. А имея надёжную маневренную группу, способную работать в тылу и наносить неожиданные удары в спину и тут же отходить, повоевать можно. Вот тут помпе самое место. А на оперативном просторе Дима развернётся. Я в этом был уверен. ДШБ есть ДШБ. Странно, но и осаждающие не особо торопились, видимо не решаясь двинуться вперёд и не зная, что делать. Уж о том, что мы у них три ружья умыкнули, они были в курсе. И нарваться на картечь колхозничкам явно не хотелось. Это вам не над безоружными рабами измываться. Как бы то ни было, а время подготовиться они нам дали. Я уже приспустился с лестницы назад, когда на улице всё-таки нашёлся смелый: