Я так и застыла на месте. Тут отец крикнул из кухни:
— Идите есть! Или ждете, что я вам на стол подам?
— А мог бы и подать, мама всегда так делала, — крикнула я в ответ.
Отец вышел из кухни, вид у него был — и смех и грех: чтобы сварить кастрюльку лапши на газовой плите, он и фартук надел, и нарукавники, а на ноги нацепил прозрачные пластиковые галоши, в которых мама убирала за свиньями. Видно, кухня казалась ему очень опасным местом.
— Я вам не мама. Ваша клятая мама теперь на этом чумном острове, — сердито ответил отец. К нему стало возвращаться обычное настроение, словно он начисто позабыл, каким жалким был вчера ночью. Мы растерянно переглядывались, не понимая, почему отец никак не успокоится.
Поев разваренной лапши, мы с братьями снова пошли к реке, отец остался дома. С берега мы сразу увидели мать. Она раскладывала одежду и одеяла на омытых дождем и нагревшихся на солнце голышах, — видно, крыша хижины протекла. Нас пронзила жалость: как же мать пережила вчерашнюю ночь?
Я не выдержала и крикнула:
— Мама!
А река все ревела, мутные волны неслись прочь, и какого сора в них только не было! По такой взбесившейся воде еще пару дней нельзя переправляться на плоту.
— Сяояо… — Мать обернулась, посмотрела на нас, шум реки донес ее слабый голос. Я знала, что мать тоже не спала эту ночь, и едва не расплакалась, услышав ее. Братья радостно потирали руки и смеялись, как дураки.
На третий день после грозы река наконец отступила, и затопленные грядки показались из-под воды. Повсюду была речная грязь, овощи сгнили. Но деревенские давно к такому привыкли и почти не расстраивались.
Братья снова были заняты на поле; говорили, что буря погубила много посевов. Через три дня после грозы, вечером, мать забралась на плот и, осторожно ведя его по реке, приплыла за мной. Едва забравшись на плот, я взмолилась:
— Мам, возвращайся домой!
Она правила плот и долго ничего не отвечала.
— Утки все целы, ни одна не погибла, — наконец с облегчением сказала мать. Она явно избегала говорить о возвращении домой.
— Я тебя домой зову, ты что, до смерти здесь будешь жить? — Я все никак не отставала.
Мы спрыгнули с плота на мягкий песчаный берег Бамбукового острова. Мать привязала плот к колышку и ответила:
— Продам уток, а там видно будет.
Я с болью смотрела на нее. Слышать уже не могла об этих утках, но решила потерпеть еще немного.
После того разговора я едва ли не каждый день бывала у матери на острове, она все пропалывала сорняки на грядках. Овощей почти не осталось, и непохоже было, что мать собирается разбить и засеять новую грядку. Я радовалась: если она не будет ничего сажать, значит, скоро вернется домой. Надо только запастись терпением и подождать еще немного. Вот наберут болтливые утки еще полцзиня — цзинь веса, тогда мать их всех скопом продаст, и наша семья заживет по-старому.