— За что же вас так понизили? Какая-нибудь интрига? — весело поинтересовался Генрих.
— Вы, господин майор, как я вижу, фронтовик, а потому в тыловых делах не очень разбираетесь. На фронте, конечно, особо не поинтригуешь. Свои же в бою подловят и пристрелят. Я в Первую мировую фронт от начала до конца прошел, знаю, как это делается. Думаю, и вы в курсе.
— Догадываюсь. Стало быть, все ваши неприятности — результат местных интриг?
— К сожалению. Это так. — Он помолчал. — Фрау Кох, жена коменданта, не переносит рядом с собой никого и ничего, что могло бы хоть в чем-то конкурировать с ее внешностью, включая животных. Однажды выехав на Заире, она поняла, что лошадью зрители восхищались куда больше, чем ею, и тут же распорядилась отправить ее на бойню. К счастью, я здесь не заключенный, а вольнонаемный, а потом сумел воспротивиться этому.
— То есть вы спасли ее?
— Не я, а Геринг, — служитель улыбнулся, подумал мгновение и решительно продолжил:
— Когда стало ясно, что Заире угрожает опасность, я срочно отпросился и направился на аэродром под Берлином, где служат в одной эскадрильи три моих сына. Они истребители, и у каждого наград больше, чем зубов во рту. Я рассказал им про Заиру, они выслушали, посовещавшись, и заявили, что просят меня показать этой тыловой крысе, штандартенфюреру Коху газету «Фёлькишербеобахтер» с их портретами и отчетом о том, что они сегодня в ночном бою сбили на подлете к Берлину каждый по два самолета противника. А еще велели передать — повторю дословно — «если он причинит нашему отцу хоть малейшую неприятность, мы втроем прилетим в Веймар и разнесем его халабуду вдребезги».
— Угроза штандартенфюреру?! Это могло очень дорого вам обойтись!
— Все сказанное сыновьями я передал жене коменданта Ильзе. В тот же день записка с требованием показать наглецов-летчиков вместе с их портретами в газете была направлена в имперскую безопасность за подписью коменданта лагеря штандартенфюрера Коха. Один из заместителей Гиммлера переслал записку главкому авиации маршалу Герингу. Ответа сразу не последовало. Но через два дня Кох сам позвонил и поинтересовался реакцией начальства, не учтя при этом, что сам Геринг был отважным легендарным летчиком в Первую мировую, а теперь стал самым искушенным политиком — после фюрера, конечно.
— Очень интересно. — Генрих подошел ближе. Его приятно удивлял почти изысканный строй речи воспитателя диких зверей. В свою очередь польщенный вниманием рассказчик присел, вынуждая и остальных последовать его примеру.
Геринг поинтересовался, что интересует Коха. Реакция на записку? И тут же сказал, что он давно так не смеялся, вспоминая свою молодость. Когда сам был молодой и ершистый, не признавал никаких авторитетов, кроме собственного. Особенно, когда получил высший орден «За заслуги». А такой был только у командира эскадры легендарного Рихтгофена.