— Ерунда, господин полковник. Хмель — это как женское очарование. Желаете — поддавайтесь, не желаете — проходите мимо. У меня же ощущение, что вас гложет какая-то обида. Я не прав?
Гофмайер поднял голову и уставился на Генриха.
— Именно так! — он опустошил стоявшую перед ним рюмку. — Мы вас нашли, мы вас пригрели, мы в вас поверили, а теперь, когда вы поднялись на ступеньку выше, никто меня не поблагодарил, никто не сказал доброго слова в мой адрес, включая и моего родственника, который теперь бегает по зданию на Тирпицуфер и рассказывает адмиралу, какой он опытный сотрудник абвера.
— Простите, господин полковник, но в процессе общения с адмиралом полковник Шниттке дважды упоминал вашу фамилию.
— Упомянул? — Гофмайер недовольно хмыкнул. — Он должен не упоминать, а непрестанно повторять, откуда взялась идея, а с нею и он сам. Но оставим это пока. Сегодня есть вещи посерьезнее.
Он переместился за свой служебный стол, достал из сейфа папку и стал зачитывать текст телеграммы, беззастенчиво заполняя неположенные для сведения Генриха пробелы глубокомысленным мычанием.
— Итак, вам предлагается… так… так… дать знать о себе… так… вашему… ммм… Да вот — легенду отработайте на месте. Дальше… ну, дальше — подпись. Мы, естественно, возвращаем вам вашу радиосвязь и думаем, как изящнее ее использовать.
— Изящнее? — рассмеялся Генрих. — Изящнее будет выходить на связь из мест, предельно отдаленных от Пскова.
— О! Наши радио- и прочие специалисты считают точно также. Поэтому давайте взглянем на карту, — Гофмайер встал и направился к шкафу в дальнем углу комнаты, оставив папку на столе раскрытой на тексте телеграммы.
Не привстав со стула и не поворачивая головы, Генрих лишь скосил глаза в сторону стола и не без труда прочел несколько фраз из лежащего перед ним вверх ногами текста: «Зубру необходимо немедленно восстановить связь с его «хозяевами». Создайте для него условия для скорейшего решения этой задачи. Укрепляйте нашу позицию полного к нему доверия. Одновременно постарайтесь контролировать действия «Зубра» без малейшего риска быть расшифрованным».
Что там было дальше, Генриху рассмотреть не удалось, но и прочитанного было достаточно, чтобы представить себе развитие событий на ближайшее будущее.
Неясным оставался псевдоним «Карл», которым была подписана телеграмма. Генрих знал из немецких документов, с которыми ознакомился еще в Москве, что Канарис пользовался этим псевдонимом после Первой мировой войны. Зачем адмиралу было вытаскивать его из анналов истории — было не совсем понятно.