Когда остались вдвоем, Григорий наполнил до краев стаканы чаем, заложил ногу за ногу и откинулся на спинку стула.
— Ты уж извини, Генрих, что самое главное на конец приходится.
— Война, Григорий Федорович, все с ног на голову ставит, и то, что сейчас самым главным кажется, через минуту не стоит и ломаного гроша.
— Совершенно справедливо, потому я слушаю тебя с удвоенным вниманием.
— Моя Илиада делится на три части, по принципу цыганского гадания, — что было, что есть, что будет.
Первые две ступени одолели, едва перевалило за полночь, и уже были готовы приступить к последней, как дверь без стука, но с огромным треском распахнулась, и в комнату ворвался возбужденный Маркевич.
— Ай да Маркевич, ай да молодец! — выкрикивал он пушкинскую похвалу самому себе. — И немцы молодцы! Но напрасно не учли, что на всякого немецкого мудреца найдутся русские кулибины. В данном случае его величают Семен Маркевич.
— Остановись, кулибин, объясни, что происходит? — взмолился Григорий.
Семен положил на стол передатчик, отвинтил заднюю крышку и выставил внутренности на всеобщее обозрение.
— Вот вам, пожалуйста, все на месте. Теперь вынем вот эту детальку и заглянем ей внутрь. А там — такая же деталька, только меньших размеров. И каждая из них работает самостоятельно, только на разных частотах и, естественно, на разных хозяев. Здорово немцы придумали, ничего не скажешь, снимаю шляпу.
— Есть просьба. Вернуть все в первозданный вид, — начал Григорий.
— Сдуть пыль, протереть спиртом, еще что? — обиженно перебил Маркевич.
— И шляпу, которую перед немцами снял, водрузи на светлую голову. Зима на дворе, простудишься.
Бормоча что-то невнятное под нос, Маркевич удалился.
— Итак, мы подошли к последней, на мой взгляд, самой важной фазе цыганского гадания, — продолжил Генрих свою мысль как ни в чем ни бывало. — Что будет?
В знак согласия Григорий утвердительно кивнул.
— Начну с признания. Перед тем, как закопать мой «аптечный запас» я изъял оттуда крошечный пузырек. Вручавший мне «аптеку» весьма авторитетный фармацевт дал ему название — «болтун», отозвавшись о его эффективности весьма скептически. И оказался неправ. Все, что я расскажу тебе далее, — не результат моего таланта, а эффект воздействия «эликсира» на Гофмайера, Кляйне и Шниттке при общении со мной. Последний, правда, необычайно разговорчив и без стимулятора, но «элексир» вызывает у него буквально словесный понос. И это при том, что талант собирать информацию в любом месте и при любых обстоятельствах у него, несомненно, от Бога.
Желая уточнить для Григория местопребывание Всевышнего, Генрих уверенно ткнул пальцем в небо.