Насколько непроницаемы были внешние бревенчатые стены дома, настолько же условными оказались внутренние дощатые перегородки.
— Доброе утро, фрау Карин!
— Доброе утро, господин Гофмайер. Что вы так рано?
— Служба. — Он снял головной убор и сел за стол. — Как наш протеже? Не очень докучает?
— Напротив. Днем гуляет, ночью читает, утром спит, — и она кивнула в сторону комнаты Генриха.
— Вот и пусть спит, а когда проснется, скажите, что он понадобится сегодня вечером. — При этих словах Гофмайер поморщился и одновременно поежился, видимо, утренняя сырая ознобь проникла за воротник, лишая тело привычного уюта.
— Что-то познабливает. Кофейку бы.
— Верное решение. Только что сварила. — Карин прошла на кухню и, вернувшись, поставила на стол кофейник с чашкой и бутылку «Hennessy» с коньячной рюмкой. Гофмайер поочередно отпил несколько глотков и того, и другого, откинулся на спинку стула. Лицо его порозовело, и зябкая дрожь ушла.
— Фрау Карин! Вы — волшебница! Вы не будете против, если я повторю столь изумительный эксперимент?
Карин с пониманием отнеслась и к тому, что эксперимент был повторен четырежды. Результат оказался предсказуем: перечень тем, затронутых в паузах между глотками, значительно расширился:
— Только что встретил Шниттке. Вернулся из Берлина полный планов и надежд, которые я, честно говоря, не разделяю. Шниттке — мечтатель, а это в нашей приземленной профессии отнюдь не самое лучшее качество. Вот ваш муж, например, идеально сочетал красоту мышления с искусством блестяще реализовывать свои замыслы. Однажды адмирал в присутствии своих заместителей и прочих приближенных позволил себе неосторожно бросить: «Мне бы восемь-десять таких, как… — и он назвал фамилию вашего мужа, — и я мог бы всех остальных отправить в бессрочный отпуск с сохранением полного денежного содержания».
Карин молча склонила голову.
— Конечно, обидно слышать такое, — поспешил исправиться Гофмайер. — Но какая емкая фраза!
— Мне кажется, это скорее могло настроить коллег против моего мужа.
Гофмайер задумался.
— Пожалуй, вы правы. Конкуренция, как правило, переходит в зависть, а она легко может толкнуть человека на преступление. В Берлине был случай, когда один сотрудник выкрал у более успешного коллеги документ, просто чтобы испортить ему карьеру Однако был разоблачен, судим и расстрелян. — Гофмайер вздохнул, наполнил рюмку и выпил залпом, забыв о кофе, к которому коньяк должен был служить лишь приложением с целью его, по французской поговорке, «поправить».
— Да, мрачная история, слава Богу, что она не имеет к вам никакого отношения, — поспешила успокоить его Карин.