Лора растерянно стояла на сцене, продолжая сжимать в руках гитару. Она просто не понимала, что это значит. Только что все было хорошо, она блистала на сцене, все в зале ее слушали, и вдруг — раз — зал погас, как одинокая свеча под дуновением ветра. И не было видно ничего, даже своих рук Лора больше не видела.
Стоп, ну чего она так разволновалась? Ну, погасло электричество, и что? Наверное, это просто какие-то неполадки. Сейчас все исправят, и снова зажжется свет. Конечно, немного обидно, что все это случилось именно во время ее выступления, но, в конце концов, песню она допела, все в восторге. Нужно просто постоять немного спокойно, и свет снова зажжется. А то сейчас вообще ничего не видно, если она попробует спуститься со сцены в темноте, чего доброго, шею сломает…
Но, подождите… Перед глазами Лоры в зале заплясали какие-то огни. Девушка улыбнулась. Ну вот, кажется, у кого-то были с собой переносные источники света. Боятся совершенно нечего. Еще немного, и вернется весь остальной свет…
Но, когда огни, разбросанные по залу в разных местах, стали обретать форму, сердце Лоры неожиданно гулко забилось, обдав ее холодной волной чего-то непонятного еще до того, как девушка поняла, что за форму приняли огни. Она вцепилась изо всех сил в гитару, так как это единственное, в существовании чего она была уверена сейчас. Струны больно впились в ладони, но Лора не отпустила инструмент. Она, наконец-то, поняла, что за форму приняли огни.
Это были человеческие скелеты.
Когда погас свет, Гейл стоял неподалеку от стола с закусками, положив на талию Джойс свою руку. Мгновенная вспышка — и света больше нет, и ничего не видно, и люди испуганно что-то лепечут.
Джойс испуганно вскрикнула, а потом крепче прижалась к мужу и спросила:
— Что это значит? Так было запланировано, чтобы нагнать ужаса?
— Не знаю…, — Гейл был растерян. Свет так и не зажегся снова, и все вокруг стали пугаться. — Может быть.
— Или лампы перегорели? — продолжала спрашивать Джойс, надеясь разговорами отвлечься от ужаса, который медленно накрывал ее.
— Они не могут перегореть, — нахмурился Гейл. — Гармонический свет… он вечен.
Неожиданно Гейл вдруг обнаружил, что к нему возвращается зрение. Он стал различать испуганное лицо своей жены, силуэты мечущихся по сторонам людей, стол с закусками, бокал вина в своей руке. Однако свет все же не зажегся, потолок по-прежнему оставался бездонно-черным, как будто сразу над их головами начинался космос. Лампы не починили. Однако почему же тогда он снова видит?
— Ох, Гейл! — воскликнула жена. — Твой костюм!