— Вон он дом, в котором живёт кривой Стефан, — сказал сержант.
— Далее ехать не нужно, — сказал Сыч, спрыгивая с телеги и беря оттуда мешок. — Как свистну, так сразу ко мне телегу гоните. А вы господин сержант со мной ступайте, на всякий случай, вдруг он там не один, только тихо.
Сыч с сержантом ушли в темноту, было тихо, только собаки лениво перебрехивались, даже дождь не шёл. Все молчали, но не долго, вскоре послышался свист. А уже через пару мгновений, Сыч с сержантом закинули в телегу, подвывающего человека, до половины сверху упрятанного в мешок.
— Погоняй, погоняй, — сказал Сыч, сам заскакивая в телегу.
— Он? — Спросил солдат, ткнув кулаком мешок, что бы не выл.
— Он, экселенц, он, — заверил Сыч.
Телега, чуть скрипнув, покатила по тёмной деревенской улице к замку. А в замке все уже ждало гостя. Жаровня, которой отапливают господские спальни зимой, была полна раскаленных углей, а в углях краснела кочерга.
Кривого Стефана привязали к доске, как на распятие. С его щуплого тела сержант сорвал рубаху.
— Все снимай, все! — Командовал Сыч.
Фриц Ламме знал, как вести такие дела. Стефан был худой, даже костлявый, в чем только душа держалась. Он все время всхлипывал и подвывал, а стражник поднес поближе жаровню, поставил рядом с Волковым. Волков взял в руки кочергу, осмотрел ее и спросил:
— Ты знаешь, кто я?
— Да, — испуганно кивал Стефан.
— Говори: «Да, господин», — сказал сержант и для доходчивости отвесил калеке оплеуху.
— Да, господин, — послушно заныл тот.
— Я буду задавать тебе вопросы, — начал было солдат, но его перебил Сыч.
— Экселенц, обождите малость, не спешите, дайте этому скорбному человеку шанс не попасть на виселицу.
— Это как? — Недоуменно уставился Волков на Сыча.
— Экселенц, — тихо заговорил Фриц Ламме, — дозвольте мне вести дело, так будет лучше.
Солдату не понравилось то, что Сыч его перебил, но он был ему благодарен, за что тот оградил его от подобной работы. Было ясно, что у Ламме намного больше опыта. Волков швырнул кочергу в жаровню и сказал:
— Ну, давай.
А сам уселся на колоду.
— Стефан, — начал Сыч, — ты ведь знаешь, почему ты здесь?
Калека озирался по сторонам, он был в панике.
— Вижу, знаешь, — улыбался Сыч.
В свете тусклых ламп и жаровни его улыбка больше походила на страшный оскал.
— Ну, говори, знаешь, почему ты здесь?
— Да, — выдавил Стефан.
— Что «да»? — Поинтересовался Сыч.
— Знаю.
— Ну, так расскажи господину коннетаблю, и только правду говори. Запомни, только правда спасет тебя от виселицы.
И тут Стефан зарыдал:
— Это не я! — Завыл калека.
— Что, не ты?
— Не я мальчишку отравил! Господом клянусь!