Толстуха разносчица тут же подошла и с поклоном спросила:
— Чего изволите, господин?
— Пива, — сказал солдат.
— Три пива! — Добавил Сыч, садясь напротив Волкова, а управляющий Крутец примостился на самом краешке скамьи.
Ловкая баба тут же принесла четыре тяжелых кружки и спросила:
— Может, поесть, что желают господа?
— Колбасы нам принеси и капусты.
— Стой, — сказал Волков, пока баба не ушла. — А хозяин где ваш?
— Да кто ж его знает. Вчера был, а под вечер все в телеги попрыгали и укатили. Говорят, вроде, в Вильбург.
— И как же вы без него?
— Да как обычно. Только вот деньги не хозяину теперь отдаем, а господину управляющему.
Управляющий кивком подтвердил.
Дальше они пили пиво, им принесли какую-то еду. Волков тихо говорил с Сычем, все о том же, как ему нужен ла Реньи. Только теперь оба понимали, что бегство трактирщика обрубало ниточку.
— Как ни крути, экселенц, а придется брать бабу, — сказал Сыч.
— Бабку, — заметил Ёган, — она уже старая и лысая.
— Ну, значит, придется с ней поласковей.
Солдат согласно кивал, обдумывая, как лучше обходиться с ведьмой, и вдруг увидел одну женщину. Она разительно отличалась от тех женщин, что были в трактире. Те вели себя вызывающе, задиристые, за словом в карман не лезли, за что и получали от постояльцев на орехи, неряшливы были и навязчивы. Воровки и любительницы выпить за дарма. А эта была опрятна, чиста и платье у нее было с белыми кружевами. Да и красива была к тому же. И волосы причёсаны и забраны лентой, как у порядочной. И солдату показалось, что ее лицо ему было смутно знакомо. Он смотрел на неё и думал: Что могла приличная на вид молодая женщина делать в трактире? А женщина сидела за столом одна, и перед ней стоял стеклянный стакан, а не глиняная кружка. И тут она поймала его взгляд, улыбнулась и помахала рукой. Он узнал её. У нее не было одного зуба.
— Это что, Брунхильда, что ли, — произнёс Волков.
— Она, — томно вздохнул Сыч, — услада сердца моего. Давно на вас поглядывает.
— Да, иди ты! — Воскликнул Ёган, не веря своим глазам, — Наша Брунька! А я думаю, что за краля такая, а мордашка то знакомая. Ишь какая, прямо благородная госпожа.
— Денег берёт точно как благородная, — невесело заметил Сыч.
— Да ты что! — Продолжал удивляться Ёган, — Вот те на, в девки значит подалась! И почём же берёт?
— Десять крейцеров, — сказал Сыч, — да ещё что б, не на полу, а на кровати, и что бы простыня была.
— Ух ты, и что есть желающие? — не отставал Ёган.
— Желающих то полно, — заверил Сыч, — на неё все облизываются, да только вот не у всех есть деньга на неё.