Отец Володи Туняка откуда-то с крайнего Севера (что он там делал?!) привёз огромную шкуру белого медведя, которая была разостлана на полу. У этого медведя был чудный длинный мех, который мы и вырезали вместе со шкурой, чтобы «мастрячить» фантастические маялки…
Игра в маялку требовала качественной снасти, состоящей из куска свинца и, прикреплённого к нему куска шкуры с мехом. Мех выполнял роль стабилизатора, поскольку маялку следовало подбивать вверх, внутренней стопой ноги как можно дольше… Естественно – мех белого медведя для этой цели был незаменим…
Случались игры и поопасней… Ко мне домой иногда собирались, что бы пострелять из папиного ружья. Его подарили отцу на день рождения друзья скульпторы. Оно было «занэкано» в глубине платяного шкафа в разобранном виде. Патроны 16 калибра, латунные, тяжёленькие, блестящие были спрятаны под бельём на верхней полке того же шкафа.
Схроны, однако, казались надёжными только родителям. Достать ружьё, прикрепить стволы к прикладу, защёлкнуть цевьё, подковырнуть ножом, картонный пыж, высыпать дробь (слава Богу, хватало ума), загнать патроны в стволы и устроить в доме пальбу – было делом обычным. Квартиру, правда, потом приходилось основательно проветривать, запах, сгоревшего пороха, был на диво въедлив.
Но времяпровождение по домам не считалось, как сейчас говорят, приоритетным…
Главными были двор и улицы.
География города значительно расширилась с появлением велосипеда. Это был чудный, подростковый аппарат под названием «Орлёнок».
Учил меня ездить на нём папа. Учёба завершилась двумя или тремя уроками. Придерживая велосипед за седло и руль, папа несколько раз пробежал вместе со мной, сидящим верхом на никелированном чуде по двору, облегчённо перевёл дух, посмотрел мне вслед и я поехал сам.
Велосипед был моим побратимом. Мы с ним понимали друг друга, как однояйцовые близнецы. Всё то, что сегодня умеют горные велотуристы, велослаломисты и, как там ещё они называются, я умел проделывать на орлёнке…
Мы строили трамплины и прыгали с них на «Орлёнке». Мы играли в воздушный бой на велосипедах, сбивая неприятеля наземь лихим таранным ударом по заднему колесу. Я возил на своём «Орлёнке» по восемь пацанов и девчонок зараз, рассадив их на руль, на раму, себе на плечи, расставив на багажник, на втулки колёс.
Но, главное, на нём можно было съезжать со двора и самостоятельно отправляться путешествовать по околицам города.
Так я открыл для себя мир пригородов, отдалённых районов, куда не ходил никакой транспорт, мир, густо застроенный частными домами, Грушевку, Степянку, сельхозпосёлок, болотную станцию… И, конечно, парки – парк Челюскинцев, парк Горького, в котором, кстати, существовал велотрек, куда съезжались многие минские пацаны и, где проходили нешуточные, головоломные, нерегламентированные соревнования по спорту, который назывался «костянкой» за то, что в нём дозволялось и, даже поощрялось, не столько умение обогнать соперника, сколько умение «уронить» его на крутом уклоне, столкнуть с трека, а самому проскочить вперёд мимо завала и выиграть заезд…