– Этот Медведь мне всю жизнь застит…
– Почему, Лёня?..
– Так я его в семь раз сильнее, а дурнее в семнадцать…
Лёня, как и Александр Медведь, был родом из Бобруйска и знакомы они были с детства.
Так вот, входит Лёня и говорит:
– Павел Кириллович, чего грустный?..
– Да, видишь… Вовка кольцо построил, никак не попарюсь…
Лёня поднимается наверх, где лежит молодой тяжеловес Вовка, которого парят в четыре руки, сменяя друг друга, несколько партнёров и спрашивает:
– Вовка, ты что сильный?..
Не подозревающий подвоха, здоровенный Вовка, расслабленно мурлычет:
– Сильный, Лёня…
И тут Китов берёт его правой рукой за загривок, левой за промежность, поднимает сто пять килограммов упругого, скользкого, распаренного мужского тела на вытянутые руки, сбрасывает вниз и, вроде бы удивлённо, произносит:
– Смотри-ка ты, а я сильней…
И орёт, перекрывая гогот, звон тазиков, плеск воды…
– Павел Кириллович, иди попарю…
Таковы были нравы в этот день…
Но самым любимым днём для бани – была суббота. В этот день в «железке» собирались актёры, художники, профессорско-преподавательский состав… Все были знакомы, всё было степенно, без толкотни, криков…
Я посылался «забить» очередь часам к семи, дожидался когда начинали «пускать» и занимал пару шкафчиков… К этому времени приходил папа и самые доверенные люди шли мыть парную. Это было священнодействие. Парилка топилась дровами, исключительно берёзовыми, никакого угля не допускалось, а про газ и помину не было. Стены были покрыты копотью, их следовало вымыть огромными швабрами, поливая водой из шланга, после чего парилку нужно было просушить, наподдав в печь кипятку из толстостенной медной кружки. Поддавать следовало по четверти кружки не более. Когда открывалось жерло печи – оттуда вылетали белые, как снежинки, искры… Кипяток до камней не долетал, он взрывался на подлёте… Взрывался, в данном случае не иносказание, взрывался на самом деле, так, что закладывало уши и взрывной волной захлопывало дверь…
Тогда-то я и понял, что значит, уши от пара сворачиваются в трубочку…
И, только после того как парилка просохла, её проветрили – поддавался первый пар, которым парились, в знак уважения, те, кто мыл и готовил баню для общества…
В бане не принято было суетится, всё делалось размеренно, неспешно…
Попарившись, следовало выйти в раздевалку, улечься на лавку, полежать, потом в парную по новой, после чего массаж, расслабуха, вновь в парную, в раздевалке в это время начинались беседы, травля баек, анекдотов… И так до пол дня…
Попарившись, все собирались в маленьком буфете, доставались собойки, бутылки со всевозможными целебными настойками, каждый «выдрючивался» как мог… Заказывалось пиво и ещё пол дня продолжалось бражничанье и душевные разговоры – так что возвращались из бани только к вечеру.