Впрочем, что гадать, у нас на журналистике, были замечательные преподаватели и, если, уж, не давили их «по черному» различные партайгеноссе, старались своих мальчишек не выдавать. Помню, на защите диплома, в клубе журналистов, председатель Госкомиссии, тогдашний редактор «Звязды» и член бюро ЦК Пыжков, после моего выступления бился в истерике и требовал, либо поставить двойку – либо он выходит из членов комиссии. Сам не слыхал, считал ниже достоинства, но девчонки наши подслушивали у двери и рассказывали потом, что весь женский персонал кафедры встал против сановного дуролома горой, даже милейший, тишайший Марк Соломонович Зерницкий, который в бытность свою редактором районки, не ложился спать не подготовив, на всякий случай, «сидора» с теплыми вещами и тот рискнул возмутиться: «Мы тут, столько пятерок поставили за всякое г-но… А, это же серьезная работа!..».
Короче отстояли, поставили мне четыре балла. И на том – огромное спасибо!
Но не всем, с кем мы вошли на первом курсе в аудиторию, довелось вместе добраться до выпускного вечера. Погиб Эдик Аединов. Погиб на втором курсе, совершенно нелепо. Выпал из окна четвертого этажа. Это была первая потеря. Потеря, увы, невосполнимая. Были и иные потери, связанные с бездушностью и дурью нашего государства, незабвенного СССР. По-моему с третьего курса забрали в армию Витю Захарчука и Сеню Букчина. Какой военной необходимостью был вызван этот идиотский призыв студентов, которым осталось учиться всего ничего до сих пор не пойму. Кому стало «легко и весело» стало оттого, что Витька пропустил два года и вернулся в университет, когда мы уже выпускались? Кто и какую справедливость ублажил оттого, что Сеня, уже на третьем курсе готовый написать и защитить кандидатскую диссертацию, должен был ковырять лопатой радиоактивный грунт в Красноярске-25?
Какая к черту справедливость! Ею тут и не пахло! Даже в годы военного лихолетья студентов не гребли подчистую в войско. Вспомните, как возмущалась российская общественность, когда за провинность перед Государем императором, сдавали студентов в солдаты. Так, то – за провинность, и не всех подряд, а выборочно… Нет! СССР должен был погибнуть, должен был развалиться, в том числе и оттого, что не берег, не лелеял «собственные мозги» – студентов. Как говорится в пословице – если Господь хочет наказать человека, первым делом лишает его разума. Не то ли самое происходит и с государством не уважающим, не ценящим своих студентов, свое будущее.
Как было немыслимо обидно нашим ребятам, впрочем, как и всем остальным разделившим их судьбу, покидать студенческую аудиторию и отправляться в армейскую казарму, понял сам, потом, когда, получив диплом, пошел по их стопам «отдавать долг родине». Но, я то был уже с дипломом, он грел мне сердце. Я то уходил на год, а не на два, как они. Я мог расценивать свою армейскую эпопею, как журналистскую командировку. Пусть, длительную, но с ясным финалом. И то, насколько это было тяжело. Не физически, хотя и физически тоже,– нравственно. Одно я вынес, осознав то, что сотворила страна с моими однокурсниками, что сотворила со мной – армия должна быть профессиональной. В армии должны служить люди, которые хотят там служить (есть такие!), тогда не будет дедовщины, тогда пореже будут сообщать матерям: «Погиб при исполнении служебного долга», тогда и сама эта формула будет носить более нравственную окраску – он сам хотел, сам выбрал. Тогда безответственные господа в погонах будут чувствовать свою ответственность перед законом: не досмотрели, не обеспечили, проявили халатность, превысили полномочия, не уберегли «ценное имущество» государства. До сих пор в армии этого нет. Никто не несет ответственности за солдата. Кто он такой? Почти «зек» по своим правам, по своему быту. Так происходит во всех армиях, сформированных «по призыву». Государство, смею думать, совершило неслыханное головотяпство, забривая студентов в армию. Прежде всего – разрушило принцип ее закрытости, кастовости. Студенты, придя в армию во время учебы и, некоторые, оставшиеся в ней после окончания вуза, подвергли сомнениям многие постулаты, которыми армия жила дотоле.