Его дыхание стало прерывистым.
Суетливо погрузившись в неё он примечал города, разъездные дороги, лесные насаждения, пальмы, озера, реки, разводные мосты.
Паромы, снующие на восток, кочевники, отслеживающие стадо.
Альфредо вгляделся сильнее и уже различал голоса. Казалось, еще немного, и он поймёт о чём они говорят.
— Альф? — тихий женский голос отвлёк его. Он понесся за ним.
«Вот! Вот! — Сонмир! А за перевалом, над пурпурной долиной — Башня Благоденствия, обрушающаяся на искаженное от ужаса лицо жены».
Он ощутил, как намокли щеки. Верно, он плакал.
— Это ты! — он целовал смазанное краской лицо. Нарисованное, а какое теплое! Родное! — Мы уйдём отсюда, уйдём вместе — дай мне руку!
Но ведомый непонятной силой, он перенесся к колокольне, вырвав кусочек её платья. «Ради всех богов, вернись!»
Его оторвали от неё! — Альфредо цеплялся из последних сил за незримую полосу, за шпиль Башни, но ветер сорвал тело и нещадно понес на север.
В ушах звенело, но он рвался, рвался дотянуться до фигурок людей, заглянуть им в лица. «Секунду! Не уходи! Вернись!»
Его встряхнуло, и цвета поблекли, стушёвываясь в однотонное месиво.
Одежда, разорванная на груди, следы царапин, а в погнутой пластине — застрявшие ногти.
Кровоточили пальцы, ломило шею. Альфредо простонал.
Механизм стеллажа зажевал плащ — это и спасло.
Он прорычал, выплевывая воду и водоросли. «Оно» едва не поглотило его.
— Пыточная машина…
Порвав воротник, Альф освободился от зажима. Шкаф махом проглотил материю. Удушье спадало, но на шее остался отчетливый след.
— Так ты целуешься, стерва? — он схаркнул в нее скатившуюся в горло слизь.
Пленка скрылась за слоями дерева, замуровывая угодившую в неё крысу. Она тоже купилась на какой — то мираж. Лишь ручка ящика призывно блестела у рычага.
Альфредо хрипел от ярости. Шкаф убедил, что он может всё исправить, а потом, воодушевив, швырнул хрупкие надежды о стену! Ох и страдал бы создатель чертовой обманки, окажись здесь! «Уж мастер Альф бы проучил мерзавца. Гаденыш отплатил бы за каждую секунду, растянувшуюся в вечность!»
Потихоньку он протрезвел. Но злоба не покидала. «Никакие дела, никакое долбаное человечество не возместит потери».
— Всего лишь видение… Уф.
Переключившись на судьбу Неизвестного, он усердно поработал, раскурочив ящик ножом.
— Бумаги, мишура… Хлам.
Убежища словно не существовало. При этом, на картах «периода света» и представленных в архиве, значительно расходились пометки. «Кто-то намеренно спутал следы».
Мимолетно он глянул на створки, оберегающие плёнку.
Заглянуть бы сюда попозже. И… уничтожить её.