В «зале советов» древние архитектор прорубил большие и широкие окна: метр в ширину и не менее двух в длину, через которые и являлось всё великолепие закатов, ибо это помещение, совершенно небольшое, примыкало прямо к «Великой Библиотеке», и особо не пострадало при битве.
Внезапно раздался шорох за спиной Данте. Уши магистра почуяли его, но вот тело не смело повернуться. Ни одна мышца не дрогнула, чтобы свершить разворот и посмотреть на того, кто позволил себе прийти. Заворожение закатом пленило даже мышцы Валерона.
– Я смотрю, ты любишь, когда солнце заходит. – Прозвучал немного хриплый голос. – Так любишь, что не смотришь на тех, кто заходит к тебе со спины.
– Я просто чувствую, когда это друг, а когда враг, господин Дюпон.
Седовласый мужчина, с морщинистым лицом и суровыми чертами лица, облачённый в чёрную военную куртку, сапоги, уходящие практически под коленку, штаны из крепкой ткани и кожаные перчатки, покрывавшие рукава.
В одной комнате сошлись две истории и две легенды. Каждый из них командовал своими орденами на протяжении десятков лет и знал уже все моменты и стили словестного фехтования, но сейчас никто не собирался говорить ради того, чтобы извлечь важную информацию, как на задании. Здесь есть место прямых и односмысленных разговоров, а не лукавства и потаённости.
Лампада и Ворон оказались в одной зале. У каждого из них своя история, что стала их сутью, им и создав уже нарицательные имена, так же оставив и свои шрамы на истерзанных душах.
– Так зачем вы пришли сюда? – Полилась холодная безжизненная речь. – Не ради ли того, чтобы насладиться этими видами?
– Мне интересно, как магистру, что в них такого, что такой человек, как вы, не способен оторвать от них взгляд.
В речи Дюпона Данте почувствовал некий странный фундаментализм и нетерпимость, как будто древний религиозный фанатик встретился с лёгким проявлением греха.
– Это долгая, мрачная и очень личная история, которую я сейчас излагать не собираюсь.
– Ох, если это история, то это интересно, а если это что-то личное, то это в двойне интересно. – С неким практически неощутимым безумием, заворожением и маниакальной страстью прозвучали слова Дюпона.
– Вы же не базарный сплетник, чтобы вы интересовались личными историями чужих людей или их выслушивать. Давайте просто поговорим о деле, которое вы хотите обсудить.
Дюпон на секунду примолк. В его мыслях вновь стали мелькать помыслы здравомыслия, а не полубезумного наваждения и мужчина выдал вопрос с более спокойным тоном, оставив маниакальный тембр:
– Как вы собираетесь победить огромную империю? Как можно сокрушить систему, которая перемолола не одну тонну судеб, обратив в их мрачную пыль? Я не могу понять одного: как разум одного человека, способна воевать против тоталитарной машины, умничающая и порабощающая сотни тысяч человек.