– Я серьезно! – неожиданно горячо возразил Крачкин. И тут же поставил только что высвобожденный им стул. Сел. Забросил ногу за ногу. Зайцев удивленно посмотрел на него. Остальные деликатно воздержались от комментариев: старый сыщик просто-напросто устал. Работа не прервалась.
Крачкин вещал:
– Не ради отвлечения, между прочим. Сейчас я вам расскажу, как играть в бирюльки. Пока кто-нибудь нас тут не угробил. Игра, друзья, заключалась в том, чтобы насыпать горкой всякую дребедень… Совсем как здесь. Только без угрозы жизни.
Зайцев смотрел на свою руку, на бронзовый рогатый канделябр под ней. И никак не мог сообразить: то ли собирался взять, то ли только что положил. «…Вел», – услышал Зайцев свой голос. Испугался. Вытаращился на бронзовые рога. Не сказал ли он это вслух? Сердце бешено билось. Он глянул осторожно. Серафимов по локти – шарит в чем-то. Нефедов взобрался на уступ, как горная коза, пытается высвободить ломберный столик. Крачкин, кряхтя, перевязывает шнурки на ботинке: тянет время, чтобы отдохнуть.
Не вслух, понял Зайцев. Но глядел, как во сне. Когда сил нет двинуть ни рукой, ни ногой.
– О! – радостно воскликнул Серафимов. – В комоде.
– Чего там у тебя? – приподнялся со стула Крачкин.
А Зайцев все не мог стряхнуть вялость.
– Дамские панталоны?
– Сам ты панталоны.
Серафимов приподнял пожелтевшие кружева.
– Вася, здесь письма, – посмотрев, позвал Крачкин.
– Ты что там, оглох? – нетерпеливо поторопил Серафимов.
– Приобщайте. Письма – это хорошо, – откликнулся Зайцев. Серафимов принялся паковать улику.
– Кстати, о «приобщайте».
Крачкин отвернул пиджак:
– Вот.
– Что это?
– Трамвайный билетик.
– Я вижу, что не в театр билет.
– В лифте нашел.
И Крачкин торопливо уточнил:
– Может, имеет отношение к делу. Может, нет.
– Приобщай.
Зайцев принялся вынимать ноги из столпотворения предметов на полу.
– А ты куда?
– В уборную.
В коридоре соседи окружили Самойлова и желторотиков. При виде Зайцева оживились. «Но не слишком», – отметил он.
– Продолжайте, товарищи. Не отвлекайтесь. Любые ваши наблюдения, мысли, соображения помогут следствию.
Он быстро пробрался через них, по коридору – в гулкую уборную. В ней еще сохранилась узорчатая плитка. Нарядный ватерклозет стоял на львиных лапах. Для коммунальной квартиры – ослепительно чистый. Место общего пользования.
Зайцев открыл кран – две бронзовые розы. Принялся плескать себе в лицо ледяную воду. Как будто воспоминание, ворвавшееся без приглашения, можно было смыть, спустить в круглый ротик ванной – в ленинградскую канализацию. Сел на край ванны, ощущая через брюки его чугунный холод.