– Да, – кивнула Глафира.
– Этот Генрих как там его… тебе дороже меня?
– Не нужно сравнивать. Этот человек много для меня сделал.
– Ок, давай купим ему большой подарок и будем считать, что вы квиты.
– При чем тут подарок, Марк? Я не могу позволить убить его. А если ты арестуешь его сына, ты его убьешь! – Она с трудом пыталась не разреветься.
– Отойди. – Марк сделал шаг в попытке пройти.
– Отзови людей! – снова потребовала Глафира.
– Отойди. И начни собирать вещи, вечером мы уезжаем. Я возьму на себя опеку и полицейских, которые заинтересовались твоей визой. Сегодня утром я уже позвонил в ваш местный участок и сказал, что дело на моем личном контроле. Я помогу тебе выпутаться из всего этого, а могу действительно уйти, – многозначительно сказал он. – И тогда ты будешь решать все свои проблемы самостоятельно. А проблем у тебя больше чем достаточно, Глафира.
Она сделала шаг в сторону и сняла с головы платок, неловко помяла его в руках, потом аккуратно положила на спинку стула и посмотрела в окно.
– Это что, шантаж? – Голос слегка дрогнул.
– Нет, – пожал плечами Марк. – Это разговор двух взрослых людей. Ты должна понимать, что, если ты будешь мне мешать, я не смогу тебе помочь. Ты потеряешь детей, и тебе придется отвечать за убийство.
– Я никуда не поеду, – твердо повторила она, – можешь хоть сейчас бежать и закладывать меня. Только вы все равно ничего не докажете. Это Натали попросила меня улететь вместе с детьми и ее паспортом. Я просто сделала то, что просила сестра. Что было дальше, я не в курсе.
– Не дури. – Марк, уже открывший дверь и готовившийся выйти, остановился и повернулся к Глафире. Ее лицо скрыли тяжелые волосы, он мог видеть лишь розовую щеку и один глаз. Ни намека на слезы.
– Иди, Марк, пожалуйста. Очевидно же, что за эти годы мы стали абсолютно разными. Иди и делай свою работу. Это твой выбор. А я сделала свой.
Развернувшись, Марк молча вышел из дома.
Не двигаясь с места, Глафира смотрела в окно, пока на улице не сгустилась чернота. Казалось, ее можно резать ножом. Развеять мрак, в который снова погрузилась ее жизнь, мог только огонек свечи, которую она зажигала каждый вечер, уложив детей спать. Эта свеча была своеобразным символом надежды, что все когда-нибудь обязательно будет хорошо. Глафира подняла ее с пола и положила в карман платья.
* * *
– На основании чего вы забрали детей? – Анжела Петровна никогда не повышала голос в разговоре с теми, кто был ниже по рангу. Наоборот, говорила очень тихо, вкрадчиво, заставляя других замолкать и внимательно прислушиваться. Легкий присвистывающий звук, с которым она произносила шипящие, делал ее похожей на змею. Огромного удава, завораживающего свою жертву, ласково обнимающего ее, погружающего в сон перед тем, как сомкнуть смертоносные объятия.