– Детям нужны нормальные условия, – поймав взгляд дочери, еще раз доходчиво повторила Анжела Петровна.
– С Ташей им все равно где жить! – уперлась Николь. Анжела почувствовала глухое раздражение. Да что она с ней носится, с этой Ташей?
– Николь, ты же особо не знаешь Наталью, о чем ты рассуждаешь?
– Я знаю, что она лучшая мать в мире! – воскликнула Николь и осеклась. Снова сникла и попыталась вжать голову в плечи. Анжела Петровна почувствовала легкий холодок. Дело к осени, а она, пожалуй, слишком легко одета.
– Послушай, сейчас полиция разбирается с тем, что случилось с домом Натальи. – Анжела сделала акцент на «человеческом» имени соседки. – В любом случае в чужой дом детей не отдадут даже самой расчудесной матери. Но я сделаю все возможное, чтобы семья как можно быстрее воссоединилась. Дети временно побудут в центре опеки, их не будут никому отдавать и не отвезут в детский дом.
Анжела не успела договорить, Николь вскочила с места, кинулась к матери и обняла ее со всей силой детской любви. Стены слегка поплыли перед глазами Анжелы. Она потрепала Николь по голове:
– Давай, веди меня к своему кумиру, пришло время познакомиться, – вздохнула она.
Обнявшись, мать и дочь вышли из дома. На самом деле никакой нужды знакомиться с Ташей не было. Но женское любопытство впервые за долгие годы взяло верх над благоразумием. Интересно, что за женщина может пробуждать такие сильные чувства – от любви до ненависти?
* * *
Роман Михайлович заботливо придерживал Глафиру за локоть и время от времени, словно тяжело больного старика, практически тащил на себе. Он взял ее под личный контроль, несколько раз в день заходил к Светлане Фоминичне, измерял Глафире температуру, давление, проверял общее состояние. Главврачу было хорошо знакомо все, что с ней происходило. Организм, работавший как механизм на пределе возможностей, не выдержал и сломался. Словно мотор автомобиля, порвавший ремень.
Он давно наблюдал за Глафирой. Интерес был не только профессиональным. Роман Михайлович любил красивых женщин, а Глафира была не только красива, но и породиста. Как ходок, время от времени сворачивающий на левые дорожки с прямых супружеских путей, главврач отлично знал: эта женщина не для интрижки. Обожжет так, что потом не выкарабкаешься, рубцы останутся на всю жизнь.
Каждое утро она вставала в три часа, чтобы заняться рутинными делами. Тащила на себе четверых детей, дом, хозяйство, поделки, которыми зарабатывала на жизнь, и каждый день ей хватало сил устраивать у себя чаепитие, славившееся в округе и ставшее центром жизни небольшого села. Невероятная женщина, зачем-то наказывающая себя.