— Конечно! — отозвался мой собеседник, имя которого я, услышав снова, наконец-то оживила в памяти, и зашагал к Себастьяну. Герцог в эту минуту выглядел так строго и внушительно, что мои недавние мысли о том, что воспитанием его занималась бабушка, вновь напомнили о себе. Однако на меня мой супруг посмотрел с большей теплотой.
— Я сам расскажу тебе обо всём, что ты должна узнать, — произнёс он, и я кивнула, соглашаясь. А что мне ещё оставалось делать? Не капризничать же прямо в коридоре на потеху слугам, желая непременно здесь и сейчас дослушать рассказ поверенного, породивший больше вопросов, чем ответов.
Некоторое время я продолжала стоять на одном месте, глядя в спины уходящим мужчинам. После случившегося на душе стало так тяжело, точно на неё навалился огромный камень. Недавнее ощущение счастья и уверенности в будущем постепенно таяло, как снега Хальфдана под палящим солнцем моей родины. Даже цветы, которая я лично поставила в вазу, уже не радовали. Вернувшись в свою комнату и скользнув по ним мимолётным взглядом, я потуже затянула на ладони надоевшую повязку и легла на кровать поверх покрывала. Вспомнилось вдруг, как Себастьян заворачивал меня в него в ванной, пока я дрожала от страха и неизвестности. Теперь-то я знала, что в ту ночь мне ничего не грозило, ведь на тот момент мы не совершили положенных обрядов, и всё же ещё тогда я чувствовала его мужской интерес ко мне, желание прикоснуться, провести наедине целый вечер, в который мы могли бы лучше узнать друг друга.
И, может быть, если бы не внезапный приезд баронессы…
Отогнав представший перед внутренним взором образ Виенны де Кастеллано, я снова подумала о словах господина Гаттини. Выходит, при жизни супруг Ортензии преследовал и казнил обвинённых в колдовстве женщин? А что за культ, о котором упомянул поверенный? Он как раз перешёл в своём рассказе к тому, что касалось не прошлого, а настоящего времени. И нынешнего герцога де Россо, моего мужа…
У меня даже голова разболелась от этих размышлений. Янис, помнится, говорил, будто сам расскажет Себастьяну о моём колдовском даре и наших с хальфданцем уроках, однако теперь я засомневалась в том, что ему следовало это сделать. Ведь, если хоть на миг допустить, что герцог поддерживал точку зрения его дедушки и Ортензии, тогда всё осложнялось ещё больше. Одно дело — состоять в дружеских отношениях с северным колдуном, когда-то спасшим ему жизнь, и совсем другое — быть женатым на колдунье. Не каждый согласился бы на такой риск.
Я действительно почти ничего не знала о любви. Меня воспитывала не семья, а обитель, наставницы которой давали обет безбрачия. Но одно я знала точно — любовь невозможна без доверия. А пока ни Себастьян не знал обо мне всей правды, ни я о нём. Так, значит, о чувствах между нами ещё и говорить рано?..