Ветер в ивах (Грэм) - страница 84

А тому одно было ясно: приступ прошел, оставив его друга хоть и в здравом уме, но потрясенного и подавленного. Он как будто потерял интерес ко всему, что составляло его каждодневную жизнь, был равнодушен к тем приятным планам на будущее, которые можно было уже строить, потому что время года менялось.

Осторожно, будто бы невзначай, Крот завел разговор о сборе урожая, он говорил о полных тележках, и о том, как тяжело их тащить волам, и о том, как все выше и выше поднимаются скирды, и о том, как по ночам полная луна встает над чисто выбритыми лугами, на которых, словно точечки, располагаются копны сена. Он говорил о том, как вокруг в садах краснеют яблоки, а в лесу темнеют орехи, и о варенье и других запасах и напитках. Так постепенно в разговоре он достиг зимы, и ее радостей, и уютного жилья в теплом доме, а дальше он уже совсем размяк и впал в лирику.

Постепенно Рэт отошел, сел рядом с ним, заговорил. Тусклые прежде глаза заблестели, безучастность отступила от него.

Через какое-то время тактичный Крот выскользнул из комнаты и вернулся с карандашом и несколькими листочками бумаги, которые он поместил на столе, рядом с правым локтем своего друга.

— Ты очень давно не писал стихов, — заметил он. — Ты мог бы сегодня вечером попробовать вместо того, чтобы… хм… погружаться в раздумья по разным там поводам. Мне кажется, ты почувствуешь себя много лучше, если ты что-нибудь набросаешь, даже если это будут просто отдельные рифмы.

Рэт слабой лапой оттолкнул от себя листочки, но деликатный Крот придумал предлог, чтобы выйти из комнаты, и, когда он через некоторое время заглянул в дверь, он нашел своего друга, погруженного в стихи и глухого ко всему на свете. Рэт то черкал что-то на бумаге, то посасывал кончик карандаша. Правду сказать, посасывание занимало больше времени, чем черкание. Но Крот был счастлив тем, что выздоровление, несомненно, началось.

Парадный вход в дупло глядел на восток, так что Тоуд был разбужен в очень ранний час, во-первых, оттого, что на него падал яркий солнечный свет, а во-вторых, потому, что пальцы ног его совсем закоченели. Ему приснилось, что он спит дома, в своей постели, в уютной комнатке с окном в стиле Тюдор, а на улице зима, и ночь очень холодная, и его одеяло и плед вскочили и сердито объявили, что они больше не в состоянии выносить такой холод, и что они идут вниз, на кухню, чтобы, наконец, согреться у плиты. А он пошел вслед за ними босиком вниз, вниз, вниз по нескончаемой ледяной лестнице, ругаясь с ними и умоляя проявить благоразумие.