Фрэнк молча смотрел на старика.
– Все это здесь, лейтенант. Не знаю, будет ли вам из этого какой-либо толк… – Фландерс посмотрел на часы. – Так. Мне пора идти, а то я опоздаю на обед. Жена это не любит.
Он направился к выходу. Сет уставился на видеокассету.
– Да, лейтенант, и еще одно.
– Да?
– Если от моей съемки будет какой-нибудь толк, как вы думаете, когда о ней напишут, мою фамилию упомянут?
– Напишут о ней? – Фрэнк покачал головой.
– Ну да! – взволнованно подтвердил старик. – Понимаете, историки. Они назовут ее «кассетой Фландерса», как-нибудь так… Может быть, «видео Фландерса». Понимаете, как это бывало прежде…
– Как это бывало прежде? – Фрэнк устало потер виски.
– Ну да, лейтенант. Понимаете, как «пленка Запрудера»[29] с Кеннеди.
У Сета на лице наконец отразилось понимание.
– Я прослежу за тем, чтобы об этом узнали все, мистер Фландерс. Обязательно. Ваша фамилия войдет в историю.
– Вот и отлично. – Старик радостно потряс пальцем. – История – это мне нравится. Всего хорошего, лейтенант.
* * *
– Алан?
Ричмонд рассеянно махнул рукой, приглашая Рассел войти, после чего снова заглянул в лежащую перед ним тетрадь. Закончив, он закрыл тетрадь и посмотрел на главу своей администрации; его взгляд оставался непроницаемым.
Какое-то мгновение Рассел колебалась, нервно сплетая и расплетая пальцы и уставившись на ковер. Затем она торопливо прошла через комнату и скорее упала, чем села, в кресло.
– Даже не знаю, что тебе сказать, Алан. Я сознаю, что мое поведение, абсолютно неподобающее, невозможно оправдать. Могу только сказать, что на меня нашло затмение.
– Значит, ты не собираешься убеждать меня в том, что таким образом действовала в моих интересах? – Ричмонд вернулся в кресло, не отрывая взгляда от Рассел.
– Нет, не собираюсь. Я пришла, чтобы подать прошение об отставке.
– Похоже, я все-таки недооценил тебя, Глория. – Президент усмехнулся и, встав, подошел к столу и облокотился на него, лицом к Рассел. – Напротив, твое поведение было абсолютно подобающим. На твоем месте я поступил бы в точности так же.
Она подняла на него взгляд. На лице у нее отразилось изумление.
– Не пойми меня превратно, Глория; как и подобает лидеру, я жду от людей преданности. Однако при этом жду, что люди будут оставаться людьми, со всеми присущими им слабостями и инстинктом самосохранения. В конце концов, все мы по большому счету животные. Своего положения в жизни я добился, ни на минуту не выпуская из вида то обстоятельство, что самой важной персоной в мире являюсь я сам. В какой бы ситуации я ни оказывался, какие бы препятствия передо мной ни возникали, я никогда,