— Это какая-то ошибка, — от страха у Зины прорезался голос, — я ничего не делала плохого!
— На кого ты работаешь? — Он заговорил вкрадчиво. — Говори! Учти, чистосердечное признание смягчит твою вину! На кого ты работаешь, кто отдал приказ?
— Что значит — на кого? Я в поликлинике работаю, — от ужаса Зина не понимала, что любые ее слова звучат глупо.
— На кого — на английскую разведку, немецкую, французскую? Может, румынскую? Румыны давно Бессарабии гадят! Может, ты румынам продалась?
— Нет! — закричала она. — Это неправда! Я ничего не знаю ни о каких разведках!
— Да неужели? Ха-ха-ха! Вот умора! — Мордоворот поднялся из-за стола. А затем какой-то странной, словно танцующей походкой подошел к ней.
Дальше все произошло страшно и быстро. Размахнувшись, он хлестнул Зину ладонью по лицу — не очень сильно, но достаточно для того, чтобы из ее губы, только начавшей заживать, липким горячим потоком хлынула кровь. Но самым ужасным была не боль. Самым ужасным было ощущение страха и беспомощности, вдруг охватившее ее с невероятной силой.
— Ты не просто мне скажешь… Ты еще и напишешь, сука! — зашипел он и, вынув из кармана платок, вытер запачканную кровью ладонь. Затем брезгливо швырнул платок на стол. — Ты напишешь, — повторил.
— Нет, — Зина перебила его, не понимая, как у нее хватает сил на это, — ничего я писать не буду. Ни про какие разведки. Этот бред… Я не понимаю, при чем тут я…
И тогда он изо всей силы ударил ее кулаком в лицо. Охнув, Зина, задыхаясь, упала со стула на пол. Она скорей почувствовала, чем увидела его ногу, изо всех сил вонзившуюся в ее живот. Боль взорвалась в мозгу ослепительным фейерверком. Затем Зина начала рвать. Рвота смешивалась с текущей по лицу кровью. А садист стоял и молча смотрел на нее…
— Я же тебя до смерти забью, тварь! — Голос его зазвучал даже как-то ласково. — Я могу бить долго, очень долго. Ты будешь приходить в себя, а я снова буду тебя бить. А ты ведь не умрешь. Ты будешь страдать. Ты даже не представляешь, что я могу сделать с тобой…
Скорчившись от боли, разорвавшей ее тело, задыхаясь, Зина хватала ртом воздух, пытаясь прийти в себя. До этого жуткого момента она даже не предполагала, что боль может быть такой.
Человек сел на корточки, попытался заглянуть в ее лицо. И рядом со своими глазами Зина увидела вдруг его мутноватые, безжизненные зрачки, абсолютно лишенные привычного человеческого выражения, словно принадлежащие какому-то насекомому, ворвавшемуся в ее привычную жизнь из глубокой доисторической бездны.
— Я могу поместить тебя в камеру к уголовникам, — ласково продолжал говорить он, — представь: двадцать человек зэков… мужиков… страшных, голодных… Они будут иметь тебя во все дырки, которые у тебя есть. День и ночь, неделями… И вместе, и поодиночке. И опять… Ты представляешь, что они с тобой сделают? Когда ты выползешь из этой камеры, ты больше никогда не будешь нормально ходить… Там все будет разорвано. У тебя выпадет прямая кишка. И ты подохнешь сама, в страшных муках. Я это сделаю. Не сомневайся даже…