Привыкнув к темноте, я огляделся по сторонам, отметив и домотканые цветастые дорожки, укрывающие пол, и кружевные салфетки на всех доступных поверхностях, и кровать с высокой периной и пятком подушек, из-за завала которых доносилось знакомое тихое сопение. Умиротворенное такое… Очень захотелось нырнуть в ту же перину, сграбастать в объятия сладко спящую Ольгу и самому вырубиться часов на десять. Но пришлось себя одернуть.
Окунувшись в Эфир, я определился с количеством людей в доме и, убедившись, что среди них нет ни одного незнакомого человека, тихо вышел из комнаты Оли в коридор. Лестница вниз, скрипучая, зараза, поворот – и я в гостиной. Здесь уже можно особо не осторожничать из опасения разбудить учеников, но повесить звукоизолирующий конструкт все же не помешает.
Включив свет в комнате, я скинул с себя изрядно запылившуюся за сутки одежду и прошлепал босиком в ванную комнату. Душ! Лучше бы, конечно, в баньку, тем более что я явно ощутил ее наличие на заднем дворе этого дома, но топить баню в третьем часу ночи у меня нет ни малейшего желания.
Выбравшись из душа и переодевшись в чистое, благо в моей сумке нашлось место не только оружию, я, умытый и посвежевший, потопал на кухню, где уже через пять минут запыхтел небольшой полуведерный толстяк-самовар, а ночной белый алтарь одарил меня колбаской, сыром и маслом. Чай с лимоном и бутерброды с колбасой и сыром – что может быть лучше для ночного жора?
Ну а пока самовар не загудел, я вернулся в гостиную и, открыв свою походную сумку, принялся выкладывать на стол оружие. До этого времени у меня не было возможности его почистить и привести в порядок, ну а сейчас… перекушу и займусь. Да и боеприпас сменить надо бы, а то забуду – вот радости гипотетическому супостату будет, когда его очередью из резиновых пуль попотчуют.
Расправившись с перекусом, я закончил чистку стрелометов, не забыв и про свои рюгеры, и, с чувством выполненного долга, вооружившись кружкой с крепким кофе и сигаретой, выбрался на веранду. Усевшись на ее ступени, отхлебнул из полулитровой кружки ароматного напитка и, затянувшись первой за прошедшие сутки сигаретой, уставился в темноту, в которой даже с моим зрением едва удается рассмотреть силуэты окружающих домов и темные громады возвышающихся над ними деревьев. Сквозь пелену дождя пятачки освещенных перекрестков смотрятся зыбко и нереально, словно вырванные кусочки чьих-то миров в пустоте. А вот серебряную змею Боровки, местной речки, шипением откликающуюся на «приставания» дождя, то тут, то там освещенную светом, льющимся из окон выходящих на нее домов, видно куда лучше, хотя и окон тех, по позднему времени, раз-два и обчелся. И над всем этим царит неумолчный шум дождя и потоки прохладного ветра, накатывающего с озера. Лепота… так и сидел бы здесь до утра, но увы. Завтра будет непростой день, и перед его наступлением мне не мешало бы отдохнуть не только морально, но физически. То есть нужно выспаться.